Бабочка и пламя

Пролог

Так слились одна с другим,

Душу так душа любила,

Что любовь число убила -

Двое сделались одним.

У. Шекспир.

- Прости, но ты сама во всем виновата. Нельзя же быть такой наивной, - презрительная усмешка искривила его красивые губы. – Вы, бабы, вообще все одинаковые – летите, как бабочки на пламя, не видите очевидного. Ты такая жалкая сейчас, что меня тошнит. Просто воротит от тебя.

Я смотрела в эти черные глаза, на эти волнистые каштановые волосы, я помнила их мягкость - странную для такого огромного мужчины; на упрямый подбородок и не понимала, - как?! Как же я могла быть настолько слепой, что не заметила этого высокомерия, презрения. Как могла подумать, что стала для него чем-то большим? Ведь вот оно – сквозит во взгляде, в каждом жесте аристократически тонких, но таких сильных пальцев, во всей его позе… Максим Смолов, Макс, – моя детская мечта, мой кошмар наяву, колдун, не брезгующий некромантией. Откинувшись на диване, он небрежно закинул ногу на ногу. Разглядывал меня, сжавшуюся на полу, словно я насекомое. Я и была для него насекомым, от которого теперь останется только оболочка – это в лучшем случае. В худшем – я умру.

Жалкая, какая же я жалкая со своей глупой любовью. В районе груди запекло, образовалась какая-то черная пылающая дыра из ужаса и боли. Паника подкатила к горлу и сдавила, лишая кислорода. Я задыхалась. Все тело покрылось липкой испариной, меня начало мелко трясти.

Макс лениво достал из кармана небольшую черную куклу, снял с галстука булавку. Это конец, мне конец! Дальше я видела все, как в замедленной съемке: вот он протыкает кукле руки и ноги, а я чувствую, как игла вонзается в мое тело. Нет, крови нет совсем – из меня уходит жизнь, мир стремительно теряет краски, становясь черно-белым, замедляется сердце. Удар, еще удар. «Вкусссно, - услышала я над ухом восторженный вздох. – Какая энергия!» Тем временем лицо Макса оставалось недвижимым, совсем чужим. Кто же это говорит тогда? Господи!

- Ма-а-акс, - заорала я до хрипоты, - прощу, не надо. Не надо.

В тот миг я понимала, что ему осталось нанести последний удар – в мое сердце. И я исчезну, как, видимо, не стало до меня и других его любовниц. Поэтому я из последних сил, на грани обморока, униженно молила его остановиться.

А потом меня сковал паралич – тела я не чувствовала совсем, не могла моргать, только дышала на удивление спокойно. Последнее, что помню – начищенный до блеска носок его дорогого ботинка у моего лица. И темнота. Но она была только началом…моргать, только дышала на удивление спокойно. Последнее, что помню – начищенный до блеска носок его дорогого ботинка у моего лица. И темнота. Но она была только началом…