Бабушкины похороны

Нижний замок заедал. Пришлось повозиться. Дверь, обитая коричневым дерматином и перетянутая леской, нехотя, со скрипом впустила прибывших. Мужчина пропустил вперед мальчика, затем вошел сам. «Не забыть, что нижний лучше не трогать», — поставил галочку Сергей.

— Тут ты жил с бабушкой, когда был маленький? — спросил Матвей, оглядывая из-под толстых очков на резинке неказистую обстановку пенсионерской квартиры. Линялые ковры, вздувшиеся оргалитовые половицы, просиженный диван с серым покрывалом, обои с желтыми потеками, стол-раскладушка с лакировкой в трещинах. На стене часы с гирями.

— Да, сынок. Когда умерли мои родители, я стал жить здесь с бабушкой.

— Пока не уехал учиться в Москву?

— Так точно, капитан.

Сергей поставил дорожную сумку у дивана. Осмотрелся, шумно втянул носом спертый воздух.

Усопшую увезли в морг, но ее запах — живой бабушки, — что Сергей помнил с детства, сохранился. Впитался в каждую вещь. Здесь ничто не изменилось с тех пор, как он навещал бабушку в последний раз — лет тринадцать назад.

Родители погибли в автомобильной аварии, когда ему было шесть. Из близких осталась только бабушка по маминой линии — больше никого. Как раз тогда, в девяносто первом, она собиралась на пенсию — заниматься огородом, — но гибель дочери и зятя поломала планы на спокойную старость. Бабушка осталась трудиться контролером на производстве, оформила опекунство и взяла внука к себе. Грянули суровые годы, стало туго, но завод худо-бедно держался на плаву. Подспорьем в лихолетье стали самодельная консервация да шерстяные шапки-варежки-шарфы, которые бабуля вязала вечерами, а по выходным продавала на рынке.

Она долго не позволяла старости взять верх. Крутилась как белка в колесе — и все ради внучонка. Чтобы он был сыт, одет и обут.

Сережа хорошо учился, уже в восьмом классе твердо решил, с чем хочет связать свою будущую профессию. К вузу готовился усердно. Поступил в Москву с высшим баллом. Бабушка плакала от счастья, гордости и… грусти.

Поселившись в университетской общаге, Сергей сразу стал искать работу. Совмещать учебу с ночным мытьем полов в забегаловке было непросто, но он справлялся. Поначалу бабушка помогала деньгами, однако уже к концу первого семестра он сообщил ей, что помощь больше не нужна, так что бабуля может с чистой совестью выйти на пенсию, как планировала десять лет назад.

Когда он окончил пятый курс, ей было шестьдесят шесть. Только тогда она оставила должность производственного контролера, на которой добросовестно трудилась десятки лет, и занялась огородом. Надолго ее не хватило. Здоровье резко сдало, как это часто бывает у пожилых, если круто меняется образ жизни. Заявили о себе болячки, о каких бабушка раньше слыхом не слыхивала. Огородик пришлось продать.

А внук перестал приезжать в родной провинциальный городишко.

Совсем перестал.

Сразу после выпуска он получил солидную должность в крупной столичной фирме. Женился. А года через три родился Матвей. Бабушке Сережа звонил раз в месяц-два. Скупо перечислял значимые события, так же скупо осведомлялся о здоровье. Она неизменно уверяла, что все хорошо, даже когда почти перестала ходить. На ее приглашения приехать и привезти в гости маленького Матвейку взрослый внук находил миллион отговорок. То работы невпроворот, то ребенок болеет, то ремонт в квартире надо доделать. Бабушка не ругалась, не уговаривала, не корила. Только после таких звонков тихонько плакала бессонными ночами.

Она тихо умерла на диване у себя дома через несколько дней после восьмидесятого дня рождения — второго, с которым внук забыл ее поздравить. Когда ей исполнилось семьдесят девять, он спохватился на следующий день. А в последний раз прошла почти неделя — бабушка так и не дождалась звонка. Одним снежным зимним вечером она задремала перед телевизором, чтобы больше не проснуться. Соседка — бабушкина приятельница — заподозрила неладное: телевизор за стенкой работал слишком долго. У теть Вали был ключ — на всякий случай, — и она заглянула проверить. Бабушка сидела на диване мертвой уже пару часов. Остыла.

Теть Валя позвонила Сереже. Он ее не узнал. Несмотря на позднее время, вел важное совещание. С раздражением ответил, что перезвонит. Она настойчиво перебила его — сказала, что бабушки больше нет.

У Сережи тогда что-то оборвалось внутри. Он вдруг вспомнил, что у бабушки недавно был юбилей, а он даже не позвонил. А теперь звонить стало некому…

Он сам заказал гроб на сайте местного агентства ритуальных услуг, перевел теть Вале нужную сумму на организацию плюс еще немного сверху за хлопоты. И стал собираться в дорогу.

«Тебе не кажется, что везти ребенка в эту деревню да еще и на похороны — идейка так себе?» — спросила у него жена, когда он собирал вещи. «Это не деревня, а город, — неуклюже оправдывался он. — Всего-то четыреста километров от МКАДа». — «То-то же ты туда так часто ездил».

«Действительно, почему я целую вечность здесь не появлялся? — думал Сергей, глядя на свое мальчишеское лицо на фотографии за стеклом румынской мебельной стенки. — Бабушка ведь меня ждала. Не могла не ждать».

— Пап, а мы сходим сегодня в «Макдональдс»? — спросил Матвей.

— Ты на время-то смотрел? Почти двенадцать ночи. Спать пора.

— Не хочу спать! — надулся мальчик. Он выспался за четыре часа езды на заднем сиденье папиного авто премиум-класса.

— Завтра трудный день. — Сергей никогда не повышал на сына голос, но и капризам не потакал. — Сейчас перекусим — и на боковую, капитан. А завтра пойдем в «Макдональдс».

«Если он вообще есть в этой дыре».

— Утром пойдем? — Матвей мигом перестал дуться и заулыбался.

— Нет, после бабушкиных похорон. Яичницу будешь? — Сергей всегда мастерски переводил разговор с ребенком на безопасные рельсы.

— Ага.

— Тогда мой руки, переодевайся в пижаму, а я пока приготовлю.

Матвей вприпрыжку побежал в ванную, а Сергей еще раз осмотрелся.