Багряное Пламя

Глава 10

Я открыл глаза и посмотрел в безбрежное небо, безучастно взиравшее на меня едва различимыми силуэтами Близнецов. Я лежал на мертвой, холодной и сырой траве, ощущая множество корней, пытавшихся выбраться из-под земли, и теперь впивающихся мне в спину. Я снова мог видеть, слышать, осязать. И это чувство казалось теперь самым прекрасным из того, что может вообще быть в мире. Нет для меня ничего более желанного, чем видеть небо и солнце, чувствовать под собою землю, напоённую запахами поздней осени, ощущать на своём лице дуновения холодного влажного ветра и прикосновения пожухшей травы, слышать пение птиц и шум ветвей. Был ли это просто кошмар, какие мучали меня раньше? Небытие, голос Антартеса и безграничная жажда, охватившая меня после того, как последние слова были произнесены? Быть может, я всё-таки сошел с ума, и убежал из лагеря, движимый приступом помешательства? Лес вокруг казался мне незнакомым. И, более того, живым, совершенно отличным от того, что я видел в лесу Килмара.

Здесь было теплее, чем в том месте, где я себя помнил в последний раз, однако это еще ничего не значило. Казалось, я оказался за много миль от леса Килмара, но вот понять, как я здесь оказался, не представлялось возможным. В голове моей мелькали смутные образы того, что происходило в Ничто, но по большей части они представляли собой галлюцинации, вызванные полным отсутствием каких-либо ощущений, и уже через несколько минут я не мог отличить одно от другого, не мог разделить явь и сон. Слова Августина, так некстати вышедшие сейчас из глубин сознания, обожгли меня подобно раскаленному железу. «Мир вокруг – это лишь то, что ты сам хочешь увидеть». И я, по глупости своей, видел не истинную картину действительной реальности, а лишь то, что показывал мой погруженный в туманный сон разум. Как мне теперь разглядеть истину в этом непроглядном тумане? И не лучше ли я того, кто, окрыленный обещаниями вечной жизни, отдал собственную душу демону леса?

Реальность и вымысел теперь окончательно слились во мне в сплошную завесу тумана, за которой не видно ничего, что могло бы направить мой путь в нужную сторону. Я так долго жил в мире, где любое явление можно было объяснить с позиции разума. И теперь, столкнувшись с явлением Изнанки и абсолютного Ничто, расстилавшегося за ней, я окончательно потерял разум, не в силах смириться с полученным знанием. Я прибыл в Ауреваль для восстановления власти империи, но столкнулся с чем-то совершенно невозможным, и так долго боролся с принятием истины, что совершенно перестал отличать истину от иллюзий, почитая за логику и факты свои туманные домыслы.

Я брел туда, где, как мне казалось, находился юг. Мне хотелось лишь одного: выйти из этих проклятых лесов, забрать Мелиссу и уехать прочь. Какая-то потаенная мысль, однако, не давала мне покоя, очень важная мысль. Мне следовало сделать нечто очень важное, связанное с Килмаром, но я никак не мог вспомнить. И раз за разом возвращался к этому, вызывая приступы головной боли, раскаленными гвоздями проникающими в мой мозг. Но я никак не мог поймать ее за хвост, и вскоре вовсе забросил эти попытки, очистив своё сознание от всего постороннего, оставив лишь одну цель: выбраться отсюда во что бы то ни стало. Сильный голод терзал меня. Когда я ел последний раз? Уже и не вспомнить. Тело окутывала болезненная слабость, но я старался не обращать на нее внимания, упорно продолжая свой путь вперед.

Спустя много часов, когда стемнело, я забрался под развесистую ель, опустившую свои ветви до самой земли, и свернулся калачиком, пытаясь сохранить тепло. Холод пронизывал до костей, но здесь, под сенью этого древнего гиганта, хотя бы не было ветра. Невыносимо хотелось есть, но у меня не было ничего, что могло бы помочь мне в охоте, да и соответствующими навыками я никогда не обладал. Грибы и ягоды давно отошли, и оставалось только надеяться на скорый контакт с людьми, иначе я рисковал остаться в этих неприветливых лесах навсегда. Попытки вызвать образ Изнанки закончились ничем. В конце концов я почувствовал себя глупо и прекратил это бесполезное занятие, сосредоточившись на делах более насущных. В детстве один из моих учителей научил меня, как добывать огонь, если под рукой нет огнива, но с тех пор мне ни разу не довелось воспользоваться полученным навыком. Немало времени у меня ушло на поиски подходящего куска дерева и трута, поскольку всё вокруг оказалось сырым и, соответственно, непригодным для розжига. Под одной из елей я нашел большой высохший можжевельник, высушенный и достаточно твердый. Почти час я трудился, пытаясь высечь искру, натерев руки до кровавых мозолей, но результат того стоил. Сухой мох и трава воспламенились, вознаградив меня за труды своим теплом. Остаток ночи я провел в относительном тепле, и если бы не чувство голода, можно было бы сказать, с комфортом.

***

Они появились совершенно внезапно. На этот раз со мной не оказалось кеметов, чувствующих себя в лесу как на прогулке, к которым незаметно не подобрался бы даже комар. И потому их появление застало меня врасплох. Три десятка примитивных, но всё-таки достаточно смертоносных луков со всех сторон смотрели на меня острыми жалами стрел с каменными наконечниками. Лица дикарей, безобразные, с крупными обезьяньими чертами лица, густо заросшие черным мехом, взирали на меня со всех сторон. Вперед вышел один из них, точнее, одна. Моя старая знакомая, которую я отпустил в лесах около Гелема, решив даровать ей жизнь.

- Я же предупреждала тебя, - вновь услышал я их странную клокочущую речь.

- Здравствуй, Зин, - отозвался я, пытаясь понять, чем же вызвана эта встреча, - я тоже рад тебя видеть.

- Я не рада. Ты снова сделал то, что делать нельзя, хотя я тебя предупреждала.