Багряное Пламя

Глава 11

Тьма, бесконечная и абсолютная, окутала весь мир. Порой она лишь создавала иллюзию всеобъемлемости, как бывает, если ночью облака скрывают звезды, но сейчас я почему-то был точно уверен: этой тьме нет конца. Но это было не Ничто, в котором мне не посчастливилось  побывать, наоборот, эта тьма – целый мир, невидимый для человеческих глаз. Здесь кто-то обитал, в этих безбрежных водах океана тьмы таилась если не жизнь, то ее подобие, и я даже догадывался, кто приходился ей хозяином.

Я ощутил себя лежащим на чем-то мягком, укрытым толстым и теплым одеялом. Холод пронзившей меня боли отступил, размылись последние воспоминания о битве, и теперь я оказался в полной безопасности вдали от всего того, что могло причинить мне страдания. Во тьме отчетливо стали прорезаться очертания большой комнаты: вот платяной шкаф, вот стол и стулья, вот большой и мягкий диван, на котором так удобно и приятно сидеть вечерами при свете свечей, положив голову на колени читающей мамы. Откуда эти воспоминания в моей голове? Я попытался встать, и тело показалось мне совершенно чужим. Маленькие тощие ручки едва ли напоминали мои прежние, и легкий укол ужаса заставил меня вскочить на ноги, запутавшись в одеялах и едва не свалившись на пол. Кошмар. Обычный ночной кошмар. Мне снилось, будто я стал совсем взрослым, но чем конкретно я занимался, когда вырос, вспомнить казалось уже трудновато. Наверное, стоило позвать родителей, которые наверняка приласкали бы меня, успокоили и напоили чаем с медом, заверив, что сны – лишь наша фантазия. Но какая-то частичка меня еще сопротивлялась этому желанию. Я потер глаза, слипшиеся ото сна, и, надев тапочки, отправился в сторону двери. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь звуками моих шагов, я пытался определить, не спит ли кто-нибудь в столь поздний час, но, в конечном счете, бросил эти попытки, поскольку кроме собственного дыхания не мог услышать абсолютно ничего.

Открыв дверь и выйдя в длинный просторный коридор, я погрузился ногами в пушистый ворс ковра, приятно щекочущего кожу. Не горело ни единой свечи, хотя обычно в такое время слуги оставляли несколько на случай, если кому-нибудь и домочадцев захочется прогуляться по естественным нуждам. Стул в конце коридора, освещаемый лунным светом, на котором обычно всегда дежурил престарелый слуга, пустовал, и странное чувство постепенно стало заползать ко мне в сердце. Что-то здесь было не так, как всегда. Не выдержав надвигающихся ощущений, я громко позвал маму по имени, всплывшему в моей голове только сейчас, но голос мой оказался слишком тихим и хнычущим, поэтому вряд ли кто-то мог услышать его. Кроме монстров, обитающих в темноте.

Изо всех сил я бросился в ту сторону, где находилась родительская спальня, но, не пробежав и половины пути, споткнулся и пребольно ударился, упав на пол. Хотелось плакать, но страх был куда сильнее. Я поднялся на ноги и, собравшись было бежать дальше, замер, пораженный открывающимся в окре напротив видом. Он был там. Посреди поля, как и всегда. Жуткая фигура его возвышалась над посевом подобно вестнику смерти: длинные руки-крючья безвольно свисали по обе стороны от шеста, удерживающего его в вертикальном положении. На нем была старая отцовская туника, доходившая почти до тех мест, которые можно было назвать коленями и длинный рваный плащ, развевающийся на несуществующем ветре. Я едва мог пошевелиться от сковавшего меня страха, продолжая наблюдать за кошмарным силуэтом из самых моих ужасных снов, не в силах отвести взгляд, будто боясь, что стоит мне только это сделать, как он тут же набросится на меня. Попытавшись совладать с собой, я крепко зажмурился, а когда открыл глаза, в поле уже никого не было. Один лишь шест возвышался теперь посреди поля, раскачиваясь из стороны в сторону. То, что на нем находилось, куда-то исчезло.

Изо всех сил, не обращая внимания на  саднящую боль в расцарапанном ворсом ковра лице, я бросился прочь, ощущая, как жгучий страх сжимает сердце, заставляя его биться так часто, что, казалось, еще мгновение, и оно разорвется. Коридоры и комнаты бесконечной чередой проносились мимо меня, еще чуть-чуть и я окажусь в кровати, где спят родители, укроюсь одеялом с головой, и все страхи мгновенно исчезнут. Но когда руки мои изо всех сил дернули за ручку двери, ведущей в спальню, дверь не сдвинулась ни на миллиметр. Замок оказался закрыт. Не помня себя от страха, я принялся стучать и пинать проклятую створку, дергать ручку в надежде, что она вот-вот поддастся, но детских сил моих не хватало даже на то, чтобы причинить огромной и тяжелой двери хоть какой-нибудь ущерб. Никто не открывал и не отзывался на мои жалобные крики, и я в панике принялся озираться, будто предчувствуя надвигающуюся беду.

Коридор позади меня тонул во тьме, и я ничего не мог разглядеть в нем, как ни старался. Тем не менее, меня не покидало чувство, будто кто-то наблюдает за мной, притаившись там, куда не мог проникнуть мой взор. Я услышал, как где-то далеко с неприятным скрипом, будто ночным ветром, открылось окно. Затем снова всё стихло. Я перестал дышать, и опомнился лишь когда легкие начали гореть от недостатка воздуха. Из глаз текли слезы страха, размывая и без того нечеткую картину реальности, превратившейся в кошмар. Тьма, затопившая коридор, будто ожила, начав двигаться в мою сторону. Тонкие струйки ее растекались по ворсу ковров, стекали с драпировок и картин, украшающих стены, тьма капала с потолка подобно дождю, нашедшему брешь в прохудившейся крыше, послышался хруст, будто кто-то решил сломать пучок веток, и я наконец увидел того, от кого убегал.

Пугало, высокое и нескладное с горящими серебряным огнем глазами, показалось в отблесках лунного света, падающих из дальнего окна. На плече его восседал сотканный из мрака ворон с пуговицами вместо глаз и застывшим в немом крике клювом.