Бамбара, чуфара...

Бамбара, чуфара...

Вера Ивановна в ровной и спокойной своей жизни никогда, никаких внезапностей и неожиданностей не переживала. Росла в семье простых тружеников, училась в средней школе. Средне так училась. Никаких талантов и способностей не проявила. Но ее всегда хвалили за добросовестность. Так Вера Ивановна и запомнила на всю жизнь. Она – добросовестная.

Слово давно уже всем намозолило языки, затерлось, как мелкая монета, от слишком частого оборота. И Вера Ивановна, жила себе, как могла добросовестно, и в особую заслугу себе эту свою добросовестность не ставила. Она вообще редко задумывалась о своей жизни. Так себе, жизнь как жизнь. Дана, надо дожить. Но и умереть не страшно. Вере Ивановне было совсем не страшно. Может, потому, что прожила она свою жизнь с чистой совестью. А часто ли такое в жизни других людей случается, Вера Ивановна не анализировала. Что ей за дело до счетов с  совестью у других людей! И кто она такая, чтобы судить…

Тем промозглым декабрьским утром ей позвонила стародавняя, школьная подруга, с которой Вера Ивановна изредка созванивалась, но не виделась уже много лет. Лёлька, а голос у одноклассницы остался прежним, жалобно детским, плакала в трубку и молила навестить ее в  больнице. И совсем Вере Ивановне не понравилось название отделения, в котором ее подруга оказалась. Но  это только добавляло резонов для того, чтобы исполнить просьбу Лёльки, и как можно скорее.

Все оказалось гораздо хуже, чем Вера Ивановна полагала. Лёльке следовало бы позвонить ей гораздо раньше. Теперь же подруга еле успела попросить Веру Ивановну сообщить о ее положении детям, которые пребывали в затянувшейся турпоездке на Гоа. Телефон детей Лёлька сообщить уже не успела, только  сунула подруге ключи от квартиры и сказала.

- Там, на тумб…

Около часа Вера Ивановна сидела над постелью одноклассницы и сжимала в ладонях холодеющую Лёлькину руку. Почему же она не позвонила раньше? Почему…

В регистратуре Вере Ивановне дали адрес подруги. Лёлька давно уже переехала из коммуналки на Ордынке на самые, что ни на есть, кулички. В Бирюлёво. Вера Ивановна не замедлила отправиться по адресу. Дом и подъезд она нашла, магнитный ключ отпер тяжелую подъездную дверь, а лифт поднял женщину на нужный этаж. Подсчитав количество квартир на площадке, Вера Ивановна легко вычислила, до какого этажа ей следовало подняться, чтобы найти Лёлькину квартиру.

Потом она нашла и тумбочку в прихожей, и мобильный телефон, подключенный к зарядному устройству. К счастью у Веры Ивановны была та же модель, что и у Лёльки, и она легко сориентировалась. Нашла в памяти телефона надпись «сын», нажала кнопку и через время услышала.

- Да, мать, ну что там опять! Я же просил по пустякам не звонить!

Вера Ивановна застыла. Никто на этой земле не мог назвать ее матерью, и сегодня она вдруг осознала это разом и до конца.

- Ну чего ты молчишь? Я брошу трубу и отключу ее…

- Молодой человек, Елена Васильевна скончалась полтора часа назад. Меня она успела попросить вам сообщить…

- Так. А вы кто?

- Одноклассница. Я здесь у Елены в Бирюлёво. Она оставила телефон на зарядке и…

- Так, слушай, одноклассница! Выметайся оттуда лётом! Слышишь меня? Чтоб духу твоего не было в материной квартире! Ты поняла? Я сейчас наберу адвоката, и он прикатит туда в секунду.

- Я уже ухожу, - ответила Вера Ивановна, у нее внезапно затряслись руки, она не сразу попала по кнопке и успела услышать голос сына Лёльки, который радостно кричал кому-то.

- Старуха откинулась наконец!  Набери по скайпу Потрошителя, сдаем еще одну квартиру, пусть ищет клиента!

***

Вот таким образом Вера Ивановна и оказалась на этой остановке в Бирюлёво, так далеко от своей привычной Ордынки. Куцый декабрьский день подходил к концу. Вера Ивановна припомнила, что сегодня день зимнего солнцестояния. Она почему-то очень не любила этот день в году. Не зря не любила…

Теперь по телефону следовало связаться с больницей и узнать  когда можно будет забрать тело Лёльки. На какие деньги ее хоронить, Вера Ивановна даже представить не могла. Она набрала номер приемного отделения, но там ей сказали, что с ними уже связался поверенный сына и ей ничего предпринимать не нужно.

Вера Ивановна не почувствовала облегчения. Вся эта ситуация продолжала напрягать ее. Все-таки Лёлька могла бы и пораньше позвонить. Чувство не до конца выполненного долга немножко мучило Веру Ивановну. Хотя она не представляла, что именно  можно было сделать еще.

В раздумьях Вера Ивановна ждала маршрутку, а та, видно застряла где-то в пробках. Идти пешком до метро просто не было сил. Она повернулась спиной к холодному, несущему мокрый, мелкий снег ветру, и подняла воротник. Это мало помогло. Тем более, что носком сапога Вера Ивановна угодила в незамерзшую лужу. Невольно бросив взгляд вниз, под ноги женщина вздрогнула и едва сдержала крик.

В канаве, отделяющей платформу остановки от замусоренного газона, скорчился ребенок. Порыв ветра отогнул край сплющенной картонной коробки, и Вера Ивановна с ужасом увидела замурзанную мордашку и крошечную ручонку, которая судорожно ловила картонку. Она настолько была поражена увиденным, что не успела среагировать на эту вопиющую ситуацию. Мальчишка прошипел из под своей коробки.

- Отойди, бабка! Не пали меня…

Сначала она подумала, что ребенок играет с кем-то в прятки, но почему-то эта догадка показалась ей нереальной. Женщина осторожно огляделась, и волна леденящего ужаса прокатилась по ее спине. Мальчишку искали не сверстники. Его сверстники, одетые в какие-то жалкие лохмотья, собрались у края тротуара, ежились там, в сизом свете уличного фонаря и даже не переговаривались между собой. Уныло ждали кого-то или чего-то. Активности дети не проявляли. Зато чрезмерно активен был их «опекун».