Банка без крышки

Пролог. Александр Беляев. Детские сны

Александру опять стали сниться детские сны. Не в том смысле, что они имели какие-нибудь примитивные, детские сюжеты – просто это были те самые сны, что он видел еще будучи ребенком. Никогда целиком, но даже по небольшим, очень ярким и удивительно реальным фрагментам он узнавал те странные, фантастические миры, что приходили к нему, спящему, в детстве.

Особенно часто снился «желтый поселок», как назвал его для себя Александр. Прямая, широкая улица с одинаковыми невысокими домами по обеим ее сторонам. Все здания – солнечно-желтые, равно как и пустая – ни машин, ни пешеходов – грунтовая дорога меж ними. Она то ли была посыпана песком, то ли такой цвет имела сама почва той местности. У зданий имелась еще две особенности. Во-первых, у них отсутствовали двери и окна, во всяком случае в стенах, обращенных к дороге. А во-вторых, крыши каждого из них имели форму огромных тарелок, повернутых краями к небу.

За последними домами поселка дорога уходила в лес. С того места, где стоял Александр, до него было далеко и рассмотреть, что за деревья его составляли, не получалось. Но ему все равно почему-то казалось, что с этими деревьями что-то не так, отчего смотреть на тот лес не хотелось. Поднимать глаза вверх у Александра также не было желания – глянув единожды, он заметил, что здешнее небо было не чисто голубым, а имело непонятный, трудноуловимый глазом, но все же вполне очевидный зеленоватый оттенок. Но самое страшное – в этом небе висело два солнца: одно вполне нормальное, а второе во много раз большее и, к тому же, тусклое и багровое, как налитый кровью злобный глаз.

Почти такими же были наполненные злобой глаза пьяного отца, который являясь откуда-то посреди ночи, рыча и оглушая маленького Сашу мерзкой бранью, набрасывался с кулаками на маму. От воплей отца, криков мамы, жутких звуков ударов, звона бьющейся посуды Александру становилось до того плохо, что хотелось не просто уйти, убежать, а вовсе исчезнуть из этого мира… Но все, что он мог – это закрыться в тесной кладовке и, зажав уши ладонями, вжаться в угол. Однако ненавистные звуки, хоть и приглушенные, все равно были слышны. И тогда Саша, прижимая к нёбу язык, принимался им изо всех сил щелкать: «Чок-чок-чок-чок-чок!» При этом в его мыслях было только одно: «Не хочу, не хочу, не хочу тут быть! Я хочу уйти-и-иии!!!»

И однажды он действительно ушел, очутился в том самом «желтом поселке». Но в тот, первый раз улица не была совершенно пустой – по ней шли двое мужчин. Оба, несмотря на определенно летнюю погоду, были в длинных пальто – во всяком случае, именно так воспринял их одеяние маленький Саша. На головах у мужчин красовались шляпы, которые они, подойдя к мальчику, приподняли, блеснув одинаковыми лысинами, и тут же снова надели. Сами мужчины тоже оказались совершенно одинаковыми, да и голоса, когда они представлялись, звучали как один:

- Меткеу.

- Теткеу.

Впрочем, Саша тут же понял, что никакие голоса не «звучали», ведь рты у его новых знакомых оставались закрытыми. Хотя это его удивило не больше, чем само свое появление в столь странном месте, и он, как воспитанный мальчик, поздоровался и представился в ответ.

Он плохо помнил теперь, о чем с ним говорили близнецы (а кто бы еще мог быть столь похож друг на друга?), но в его памяти осталось ощущение страха, когда Меткеу и Теткеу предложили ему пойти в их замок, который располагался в том самом лесу, на который ему не хотелось смотреть. И тогда Саша, помотав головой, зажмурился, зажал уши (что было, в общем-то, бессмысленно, ведь близнецы общались с ним без помощи звуков) и снова «зачокал» языком. Открыв глаза, он увидел лишь беспросветную темень кладовки.

В следующие разы он тоже попадал в «желтый поселок», и даже встречал там раз или два Меткеу с Теткеу. Те спрашивали его о чем-то, но с собой больше не звали. Однако долго оставаться под зеленоватым небом с двумя солнцами Саше все равно не хотелось, и он почти сразу возвращался домой.

Другое дело, когда он попадал в «мир пузырей». Это был совершенно сказочный мир! В нем не было земли – одно только небо! Причем вовсе не зеленое, а самое что ни на есть голубое, родное и знакомое. И в этом бескрайнем голубом небе маленький Саша мог летать, как легкая, хоть и бескрылая, птица. В нем не было при этом ни чуточки страха – один лишь переполняющий душу восторг, от которого хотелось кричать, смеяться во весь голос и петь. Но в этом мире пели и без него. Это делали радужные пузыри – как совсем маленькие, может лишь чуть больше самого Саши, так и огромные, величиной с настоящие воздушные шары. Они водили в бесконечной небесной голубизне замысловатые хороводы, составляя постоянно меняющиеся сказочные узоры, и кружились вокруг Саши, словно призывая мальчика присоединиться к их волшебному танцу.

Но к сожалению, в этом дивном мире не удавалось пробыть долго. В конце своего «выступления» пузыри непременно выстраивались в идеально ровную, уходящую, казалось в самую бесконечность линию и маленького Сашу выкидывало оттуда домой безо всякого «чоканья» языком.

А вот третий мир, куда порой попадал Саша, был непередаваемо жутким. Потому что этим миром было Ничто. Именно так, с прописной буквы. Потому что там не было не только земли и неба, не только верха и низа – там не было ничего. И там даже не было темно, потому что в этом мире не имелось такого понятия как свет, а значит не могло иметь место и его отсутствие. Но самое жуткое – там переставал существовать и сам Саша. У него больше не было тела. Он словно сам становился частицей этого страшного Ничто. Чем и как он все это осознавал было совершенно непонятно, но маленький Саша и не собирался это понимать. К счастью, ему удавалось быстро покинуть этот мир – столь силен был, наверное, охватывающий его ужас.