Барон Самди

Барон Самди

Со стороны старого кладбища слышались глухие ритмичные звуки барабанов. Но если кто посторонний их и слышал, ему хватило ума убраться восвояси. Надвигающаяся осень холодным ветерком неспешно пробегала по невидимым в темноте ветвям, что-то недоброе шептала в кронах. За городом визгливо тявкнул шакал. Ответившие ему дружным воем собаки напугали припозднившегося пьянчужку. Неумело пытаясь креститься и бормоча себе под нос нечто, едва ли хоть отдалённо напоминающее молитву, старик частично протрезвел и зашагал быстрее.

Внезапно ему показалось, что сзади кто-то идёт. Глухо вскрикнув, пьянчуга резко обернулся, надеясь хоть что-то рассмотреть в рассеянном свете звёзд, не удержался на ногах и неуклюже повалился в мягкую дорожную пыль. Ледяной ветер пахнул в лицо. Схватившись за сердце, что готово было разорваться от острой боли, старик выгнулся дугой и придушено захрипел.

Секунд через семь всё закончилось: тело обмякло и осталось лежать посреди дороги светлым пятном, словно сломанная, никому ненужная кукла.

***

На небольшом пятачке голой земли среди могил белели непонятные посторонним символы и письмена древнего языка. Горели чёрные свечи, расставленные по ближайшим надгробьям. За световым кругом барабаны отбивали ритм, что лишал разума слабых и погружал в колдовской транс. Среди всего этого танцевала красивая темнокожая женщина с глазами, лишенными зрачков. Движения тела были малопривлекательны — казалось, будто что-то ломает её изнутри: под такими немыслимыми углами она изгибалась. Она гортанно выла, меняя тональность, скорость и громкость своего пения. В свете трепещущих огоньков мокрая от пота кожа блестела, словно гагат.

В кольце свечей танцевала Ханна, моя мать. Будучи жрицей вуду, она готовилась принять самого барона Самди и творила сейчас защитный круг. Я сидела на траве на границе тьмы и света, наблюдала за ней, училась, готовилась стать следующей мамбо.

Звучали невидимые барабаны, рядом с которыми, я знала, находится бокор — колдун, что управлял зомби. Эти несчастные добровольно отдали свои души жрице, чтобы придать ей сил, и сегодня стали личными музыкантами колдуна.

***

Барон Самди за что-то прогневался на наше племя. Он приходит каждый год и забирает одну девочку в возрасте от пяти лет до своей первой крови.

Сказание, передающееся из уст в уста в течении ста пятидесяти лет, говорит, что раньше мы были дружны с духами и жили с ними в мире, но однажды барон в ярости явился нам и забрал всех маленьких девочек , не оставив даже тел для захоронения. Вой и плач стояли по всем деревням. Люди молились духам, но те не ответили; покинули нас. С тех пор жрецы каждый год плетут заклинание, охраняющее племя, но Самди все равно утягивает с собой одну девочку. И его злит, что он не может добраться до остальных.

Все мы теперь живём в городах. И казалось, что наступившая цивилизация должна положить конец этим суевериям, но духам всё равно, хотим мы в них верить или нет. Они желают получить своё.

***

Что-то меняется в окружающем пространстве. Я чувствую холод, словно температура резко упала. Мамбо застывает, вскинув руки, глаза без зрачков смотрят в темноту, что живёт и дышит за кругом света, на лице вместо улыбки оскал зверя, готового к битве.

Из-за могилок, медленно переступая ногами, выходит старый пьянчуга Петер. Сначала я смотрю на него в недоумении: что он тут делает? Но потом замечаю, что его рыжая шевелюра и вечно красное лицо побелели, словно их коснулась рука смерти.

Ханна на мгновение прикрывает глаза, её зрачки возвращаются на место. Она опускает руки и негромко приветствует пришедшего:

— Барон?

Старик меняется на глазах. Его кожа стремительно темнеет и становится чернее самой ночи. На коротких курчавых волосах появляется цилиндр. Он облачён во всё чёрное: лакированные ботинки, узкие брюки и пиджак с фалдами. Довершает образ трость, у которой вместо набалдашника череп с рубинами на месте глаз.

— Ханна, моя любимая мамбо! Как я рад тебя видеть! Вновь.

Барон улыбается. Его слова могли показаться искренними, если бы не голодный блеск в глазах. Он повернулся ко мне.

— Прошлый раз ты не дала мне забрать эту девочку, теперь растишь её, чтобы она меня убила?

Он сделал в мою сторону только шаг. Увы и ах, но я для барона под запретом. Его глаза стали ещё голоднее. Он вскинул руки и выкрикнул:

— Итак! Приступим к поискам жертвы! — Посмотрел на мою мать и ласково продолжил: — Я ведь не уйду без жертвы, и ты это знаешь и ничего не сможешь сделать.

Барон зажмурился и закружился на одном месте. Остановился и, не открывая глаз, стал водить рукой по воздуху перед собой. Сначала ничего не происходило, затем между ним и жрицей стали появляться и исчезать полупрозрачные, словно сотканные из тумана, лица девочек.

— Нет... Нет... Не та... Нет... — бормотал Самди, словно фрукты выбирал на базаре.

Очередное испуганное детское лицо возникло перед ним. Через мгновение проявились тоненькие ручки, платьице, что стало наливаться красным цветом, ноги.

Жрица вскрикнула. Я вскочила, зажав рот рукой: выбор барона пал на мою пятилетнюю сестру. Моя мать посерела от горя, по её щекам побежали слёзы, но я чувствовала, что она сосредоточилась ещё сильнее, стараясь не допустить барона Самди до остальных детей. А он наслаждался этими минутами, заинтересованно ждал, что же предпримет жрица.

Улыбнувшись, барон протянул руку в сторону Ханны и предложил:

— Потанцуем? Ты вместо неё.

Я видела, что моя мать умирала от ужаса и горя, но не могла согласиться. Я ещё не была готова, чтобы занять её место. А если на следующий год некому будет сплести заклинание, Самди вновь заберёт все души, которых он так жаждет.

— Ну же! — продолжал соблазнять барон, поглаживая мою сестру по головке, отчего её фигура становилась всё более плотной. — Потанцуй со мной!

— Я потанцую с тобой, барон Самди!

На меня уставились две пары глаз, и в обоих читалось явное неверие в то, что я собираюсь сделать. Моя маленькая сестрёнка, почти перетянутая сюда, исчезла, и это придало мне сил довести до конца начатое. Я сделала шаг по направлению к барону.