Бег

Глава 12.

Следующие несколько дней я провела лежа на своей кровати. Марк сделал несколько шуточных попыток поухаживать за мной, покормив с ложечки, но я быстро это пресекла. По-моему, мы оба понимали, что это было бы уже слишком. Каким бы плачевным ни было мое состояние, я пока еще не начала разваливаться на части.

Тем не менее, в уборную я ходила, опираясь на руку Вано. Он почему-то позволял мне делать это, а я этим пользовалась. К тому же, когда он молчал, выглядел вполне безобидно. Было заметно, что что-то его постоянно тревожит. И я на сотню процентов была уверена, что в этом была замешана Альбина. Пару раз она попадалась на нашем пути, и он заметно напрягался при виде нее. Я чувствовала это, потому что продолжала цепляться за его предплечье – заплывшее синевой бедро не давало мне нормально передвигаться, хотя с каждым днем болело все меньше.

Пару раз мы с фифой также пересекались с утра в туалете. Она смолила свои кошмарные сигареты, и повторяла, что мне не жить, если я кому-нибудь расскажу об этом. А мне просто было плевать. На нее и на ее угрозы. Нам с ней делить было нечего, и я совершенно ее не боялась.

Мне было жаль ее. Она строила воздушные замки, раз за разом приходя к нам и пытаясь еще раз поговорить с Марком. Только теперь он больше не был с ней так любезен, и даже не подавал голоса. Возможно, как и ее отец. С каждым днем у меня все больше складывалось впечатление, что она была всего-навсего недолюбленным ребенком, который пытался добиться внимания. Именно поэтому кроме жалости к девчонке я не испытывала больше ни единой эмоции.

Кир, как и просил его Марк, больше не появлялся. Правда, однажды он передал для нас два бутерброда с колбасой и макароны с сыром. Возможно, это была попытка сказать «прости», а возможно, простое сочувствие, которого, как мне казалось, не могло быть у обитателей этого особняка.

Про мать Марка, Ольгу Ивановну, которой так восхищался Кирилл, мне тоже удалось узнать многое. Благо, что времени для разговоров у нас с моим соседом было достаточно.

Он рассказывал мне о том, как в далеком детстве любил слушать придуманные ею сказки и пересказывать их своим друзьям. Как его главными слушателями были Альбина и ее брат, которого он называл странным прозвищем – Зибенс. Как вместе они ставили на эти сказки целые пьесы и показывали потом родителям, которые всегда старались их за это хвалить.

Марк говорил об этом так увлеченно, что я и не пыталась его перебить. Мне нравилось, когда он становился таким – обычным парнем, который мог улыбаться, вспоминая о своем детстве. И ко всему прочему я просто радовалась, что у него оно все-таки было. Были друзья, школа и девчонки, о которых он не стремился мне что-либо рассказывать.

Темы его взаимоотношений с девушками мы коснулись только однажды. Когда в ответ я решила рассказать ему историю своего детства. Не знаю почему, но мне захотелось поделиться с ним тем, о чем вообще последние годы старалась не думать. Я рассказала ему об Артеме. О том, как мы с ним познакомились, как играли в импровизированную свадьбу и как он даже не вышел меня проводить, когда я уезжала.

– Захаров был мастером в том, что касалось переворачивания фактов, – говорила я Марку тогда. – Когда через несколько лет мы с ним снова встретились, он убеждал меня, что это я решила с ним не прощаться. Он делал все, чтобы я чувствовала себя виноватой в том, что мы после этого не общались.

– И ты все равно решила быть с ним? – поинтересовался парень, глядя на меня без единой эмоции.

– Да, наверное, то, что я начала к нему чувствовать, было сильнее всех его неприятных слов. Тебе разве такое не знакомо? Ты ведь сам говорил, что не монах и в твоей жизни было достаточно девушек.

– Хочешь поговорить о тех, с кем я спал?

Я скривилась.

– Боже, нет, – воскликнула я. – Я о том, к кому у тебя были реальные чувства.

– Я любил только одну, если ты об этом, – ответил он серьезно. – И мы не были с ней близки настолько, что она могла начать говорить мне гадости, которые я бы ей мог прощать. Она даже не знала моего имени.

– Как это? Раньше ты говорил, что вы с ней общались.

– Бывает, что перекинуться парой фраз во дворе и быть знакомыми – не одно и то же, – произнес он, отводя взгляд.

– Тогда с чего ты вообще взял, что любил ее? Может, тебе просто нравилась ее внешность, а после того, как вы бы пообщались, терпеть ее выходки ты бы не стал.  

– Было бы здорово, если бы ты оказалась права. Но я знаю, что это не так.

– Почему ты даже не попытался? – продолжила я, увлеченная интересующей меня темой. – Ты бы мог подойти к ней, представиться официально, поговорить. Ты мог…

– Я не мог, Дана! – воскликнул вдруг парень громко. – Я не мог. Потому что ты прекрасно знаешь, кто я. Знаешь, чем я занимаюсь и кто мой отец. Я не хотел ее во все это втягивать. И это было мое решение, о котором я не жалею.

Глаза Марка ярко сверкали. Было видно, что эта тема была для него слишком личной, а я все еще оставалась слишком чужой, чтобы в чем-то его упрекать.

– Думаю, пора спать, – отрезал он, снова от меня отгораживаясь. Теплый летний дождь в считанные секунды превратился для меня в холодный ливень.

  Я кивнула и приняла горизонтальное положение, поджав ноги. Марк, сидевший у меня в ногах на самом краю кушетки, с закинутым на нее для моего удобства матрасом, откинулся к стене и закрыл глаза. Разговаривать он больше действительно был не намерен.