- Вика-а,-а–а! Ты еще здесь, а то я тебя не вижу? - шепотом позвала свою одноклассницу Вера, в кромешной темноте поднимаясь по ступенькам на открытую веранду своего родного дома.
Вход на веранду был недалеко от ворот, поэтому она подумала, что подружка, не дождавшись ее, потихоньку, никем незамеченная, ушла домой. Но вопреки опасениям Веры, из темноты откликнулась Вика:
- Да тут я, тут. Ну, куда я денусь?
- Ой, Вик, извини, - виновато проговорила Вера, и протянула подружке чашку с горячим какао. - Меня мама из-за стола не выпускала.
Из кармана легенсов она достала булочку, вложила в руку Вике и объяснила:
- Ну, ты же сама просила, чтобы никто про тебя не знал, вот я и «крутилась». Это бабушка так сказала: «Что-то наша Верочка сегодня крутится туда-сюда, как уж на сковородке?». Хорошо, что Димка спросил: «А что ужей разве жарят? И едят?». Представляешь, про то, что я «кручусь», тут же все забыли, - с восторгом в голосе объявила Вера и, пока Вика пила какао, продолжала рассказывать.
- Мама начала объяснять, что это просто такое выражение, что французы, испанцы, итальянцы жарят морских ужей, что это рыба такая. А Димка говорит, что он обрадовался и сразу решил, что надо отыскать в опилках нашего ужа. Летом он видел его в сарае и испугался, думал, гадюка. Но папа ему объяснил тогда, еще летом, что на голове у ужа большие желтые пятна и он зеленоватый, а гадюка вся темная.
Я потихоньку взяла кружку, налила какао и понесла, как будто бы к себе в комнату, а сама поставила кружку в коридоре на полочку для обуви, потом вернулась, булочку в легенсы спрятала, никто даже не заметил. Они все еще про ужей разговаривали. Мама рассказывала, как она в речке купалась и вдруг увидела, что рядом с ней плывет уж. Она говорит, так закричала, что всех вокруг напугала, а больше всех самого ужа. Он сразу же под водой исчез.
Димка обрадовался: значит, наши ужи – тоже рыбы, раз они в речке плавают. А папа начал объяснять ему, что наши ужи, хоть и плавают, да только не рыбы вовсе. Какая рыба на суше сможет жить? А ведь уж может. И в речке он мелкую рыбку ловит да лягушек ест. В общем, когда я тихонечко в коридор вышла, они там уже про древних рыб начали вспоминать, как они из моря научились выходить и как потом у них вместо плавников ноги выросли. Мне тоже было интересно, как папа об этом рассказывает, но мне же к тебе надо было спешить. Ты ведь здесь мерзнешь на холоде и меня ждешь.
Вика с удовольствием пила какао, и оно согревало ее не меньше, чем забота, которую она слышала в голосе подруги. В ее присутствии ей было не так одиноко, но как трудно было дождаться, когда она придет.
- Ой, как ты долго не приходила! – тоска Вики рвалась наружу.
- Да я ж понимаю, - пылко прошептала Вера. - А вот если бы я неосторожной была бы, представь? Мама с папой узнали бы, и сразу твоей злющей тетке Нинке позвонили бы. А тетка Нинка тут же сюда привалит и опять тебя отлупит. Выпорет заодно и за двойку в школе, и за то, что домой к ней сегодня не пришла.
В темноте не было видно лиц, но по движению рук и по тому шуму, который производила Вика, с жадностью запивая мягкую булочку горячим какао, Вера понимала, как она голодна, как легко одета, как здесь на веранде холодно.
Будь Вера достаточно взрослой, она смогла бы оценить опасное положение своей подруги и одноклассницы - маленькой девочки, собравшейся декабрьской ночью, спрятавшись, дожидаться утра на открытой веранде. Доживет ли Вика до этого утра на таком холоде, а если все обойдется сейчас, то, как такие испытания отразятся на ее здоровье, не застудится ли так, что не сможет впоследствии иметь детей? Вот если бы она сидела на холодном камне или земле, тогда Вера бы знала, что этого делать нельзя, потому что детей не будет, ее мама предупреждала. Но предположить мама не могла, что ее дочь столкнется с необходимостью оставить зимней ночью свою подругу на открытой веранде, и не предупредила ее о последствиях подобного безумия, а поэтому Вера, ничего о таком положении не знала и не воспрепятствовала решению Вики остаться до утра фактически под открытым небом.
А самой Вере было только девять лет и семь месяцев, поэтому ничего страшного в положении одноклассницы, остающейся на ночь на их веранде, Вера не видела. Она с удовольствием пригласила бы Вику к ним в теплый большой дом, но, обсудив это с Викой, они решили, что тогда все планы и надежды Вики могут разрушиться, а она так надеялась завтра с утра пойти домой к маме, в далекую отсюда Архиповку. Девочки были уверены, что в противном случае взрослые обязательно вмешаются, они же не смогут понять всю безвыходность положения, из которого Вике надо было обязательно вырваться.
К тому же, возбужденная необычностью свалившегося на нее приключения, не замечавшая холода, потому что недавно вышла из теплой комнаты, Вера, ни о какой опасности, кроме обнаружения домочадцами спрятавшейся Вики, даже не задумывалась, считая, что раз Вика сама решила остаться здесь на ночь, то и опасного в этом ничего нет, поэтому готова была сохранить тайну подруги, как партизанка, даже под пытками.
Вика же, хоть и была на целых три месяца старше Веры, сейчас радовалась своей, такой недолгой еще, свободе и не понимала, что сама на себе проводит эксперимент по выживанию детского организма в нечеловеческих условиях. Девочка, не задумываясь о последствиях, добровольно собиралась испытывать себя на прочность и вытерпеть ночную стужу, днем казавшейся такой теплой, зимы. Вику поддерживал страх из-за грозящих ей побоев, эйфория свободы и такой настрой, такая твердая решимость, довести до конца начатый побег от ненавистной тетки Нинки, что она готова была до смерти замерзнуть здесь во дворе у Веры, лишь бы не оказаться снова в теткиных руках, лишь бы в очередной раз не получить от нее жестокую порку ремнем за полученную в школе двойку.