Белый танец

32

*** 

Чёрный ход оказался открыт. Хоть тут мне повезло.

Я вырвалась на улицу и, жадно глотая холодный воздух, вдруг разрыдалась. Так и добежала до дома, скуля и сотрясаясь от плача.

В подъезде приостановилась, привалилась плечом к облупленной стене. Шумно, с дрожью выдохнула, шмыгнула носом, утёрла ладонью слёзы. Надо хоть немного успокоиться.

В подъезде было тепло, пыльно и пахло квашенной капустой. Из-за дверей квартир доносились звуки чужих жизней: бормотание телевизора, приглушённые разговоры, стуки, окрики. В тускло-жёлтом свете лампочки наш подъезд казался таким убогим... Да, это не горкомовский дом с мраморной лестницей и лепниной на высоченных потолках.

Из груди снова вырвался судорожный всхлип. Сволочи! Какие же они все сволочи! Теперь я жалела, что так постыдно сбежала. Нужно было бы сперва осадить эту высокомерную малолетку, которая унизила меня при всех, при одноклассницах, при нём.

Нет, о нём даже думать не могу – сразу тошнота накатывает. Не хочу больше его видеть никогда-никогда! Пусть катится вместе со своей гадкой сестрой ко всем чертям. Если бы не он и его поглядывания, я даже не сунулась бы на этот злосчастный вечер. Ненавижу их обоих. Мерзкие снобы. Тоже мне – сливки общества нашлись.

Злилась я и на мать. Страшно злилась, до стука в висках. Как же она меня подвела этой своей ложью! Зачем врала мне? Зачем вообще так унизилась – взяла у этих шмотьё, которое им самим стало не нужно? Зачем приняла подачку? Как иглой прошило мозг слово «побирушки» – так нас назвала сестра комсорга.

Я стиснула зубы до скрежета, шумно, со стоном выдохнула, а затем решительно шагнула к нашей двери.

Мама с Катькой сидели в большой комнате и играли в лото. Катька умела считать лишь до десяти, поэтому двузначные числа мама называла отдельными цифрами:

– Три, пять.

– Сколько? Сколько? – тянула время Катька.

Мама повторяла несколько раз и ждала, пока Катя не просмотрит все свои карточки.

Я, не раздеваясь, стояла в прихожей. Их мирная болтовня остудила мой запал. Кричать на маму и обвинять её расхотелось. В конце концов, она хотела как лучше. А раненая гордость… А что гордость? Для неё это вообще блажь и непозволительная роскошь – это она неоднократно повторяла. Нет, портить им с Катькой вечер я не хотела. Но и сидеть с ними, притворяясь, что все хорошо, тоже не могла.

Внизу хлопнула уличная дверь и тотчас подъезд наполнился шумом, топотом, хохотом. Казалось, целая орава поднимается по нашей хлипкой, скрипучей лестнице. Затем среди приближающегося многоголосья я узнала Славку. И точно – в следующих миг в нашу дверь затарабанили.

Мама выглянула в прихожую и удивилась, увидев меня, даже вздрогнула от неожиданности.

– Ты уже пришла? Так быстро?

Я не успела ничего ответить – в дверь снова стали колотить.

– Твой? – брезгливо скривилась мама.

После того, как она удружила мне с этим проклятым платьем, она ещё и кривится!

Я тут же вспыхнула, метнула в неё не самый добрый взгляд и, вздёрнув подбородок, открыла дверь.

– Привет, – улыбнулся Славка, вваливаясь в нашу крохотную прихожую. Дружки его топтались на площадке, переговаривались, посмеивались, но в квартиру, к счастью, заходить не стали.

– Пойдём гулять? – подмигнул он мне, потом посмотрел на маму, которая стояла, скрестив руки на груди, и всем своим видом демонстрировала неприязнь. Любопытная Катька тоже прискакала и теперь пряталась за маминой спиной, обнимая её за ногу. – Тёть Вера, можно мы с Татьяной немного погуляем?

Она молчала.

– Можно, – со злости ответила я вместо неё.

– В девять будь дома, – процедила мама и ушла в большую комнату. Катька – хвостиком следом.

Я повернулась к Славке.

– Вы меня на улице подождите. Я сейчас переоденусь. Я быстро.

– Лады, только не копайся, – подмигнул Славка и вышел.

Можно, конечно, было идти и так, как есть, но мне не терпелось содрать с себя проклятое платье.

Я скинула пальто, сапоги, шапку и устремилась в комнату. Я так торопилась избавиться от ненавистной тряпки, что забыла задёрнуть шторы. Это хорошо, что напротив нет домов, но зато пролегает тропинка, и если какому-нибудь случайному прохожему вздумается посмотреть на наши окна в эту секунду… Я истерично хмыкнула.

Сняв платье, я натянула домашнюю футболку, тренировочные штаны и вязаный свитер с высоким воротом. Красивыми быть мы уже сегодня попробовали – не получилось, значит, будем, сами собой.

Славка со своей разбитной компашкой ждал меня у подъезда. Топтался, переминаясь с ноги на ногу. Дружки его забрались на скамейку.

– Танька, иди сюда, – Славка притянул меня к себе, сграбастал в кольцо сильных рук.

Я вдруг совсем некстати вспомнила, что решила с ним порвать. Вяло попыталась высвободиться из объятий, но он лишь крепче стиснул меня, прижал к себе.

– Так теплее, – касаясь щеки шершавыми губами произнёс он.

Ну и ладно. Пусть сегодня будет так, как будто мы вместе. Потом поговорю с ним, решила, завтра, послезавтра, в любой другой день. В конце концов, не при дружках ведь его отшивать. Такие дела делаются один на один. Да и, если уж честно, сейчас мне нужен был хоть кто-то. Пусть даже Славка. Я не собиралась ему больше жаловаться, но вот это ощущение, что я не одна, что кто-то готов поделиться со мной теплом, поддержать, если понадобится, – оно облегчало боль. Я благодарно ткнулась ему в плечо.

– Таня! – раздалось за спиной, и всё внутри тотчас до боли сжалось.