Корпорация "Белый кролик". Белым и пушистым здесь не место!

Новая камеристка

Мы бежали с бала у Харрингтонов не в одиночестве: прочие гости, страшась, как и матушка, увязнуть в скандале, стремительно покидали светское мероприятие. И делали это с тем же самым нетерпением и азартом, с которым стремились попасть в этот дом…

«Добрая» матушка, прядая головой, высматривала наш экипаж, но тот все еще не было видно, и она становилась мрачнее с каждой минутой.

Наблюдавшие наше прибытие простолюдины уже разошлись, и улица казалась бы опустевшей, не будь она растревожена зычными перекличками возниц и стуком колес по мостовой. Именно из-за этого шума мы, должно быть, и не услышала легких шагов незнакомки, подошедшей к нам от Гайд-парка: она куталась в теплую шаль и, будучи совсем юной и симпатичной, казалась трогательно-беззащитной.

– Простите меня, господа, – ее голос заставил маменьку вздрогнуть, – я ни за что не стала бы вас тревожить, не будь мои обстоятельства столь тяжелыми, взывающими к вашему состраданию и человечности. Я...

– Убирайся, мерзкая попрошайка! – прервала ее миссис Синглтон, указав рукой в сторону. – Убирайся и не смей приставать к благовоспитанным людям, к коим ты, конечно же, не относишься. Прочь! Пошла прочь, замарашка.

Девушка потемнела лицом, но не дрогнула, чем вызвала мое невольное восхищение.

– Не прогоняйте меня, умоляю! – взмолилась она трепетным голоском. – Я порядочная девушка, пострадавшая во имя своей добродетели... – На этих словах незнакомка одарила меня быстрым взглядом. – Мой бывший хозяин, человек крайне порочный и сластолюбивый, прогнал меня из дому, стоило мне отказать в его мерзких поползновениях.

Матушка быстро-быстро заработала веером: тема была не из тех, которые, как она полагала, могла касаться нежных, девичьих ушей ее дочери.

– Он оставил меня без рекомендаций и заслуженной платы, велел ночевать в подворотне... среди крыс и отребья, – слова «крыс» девушка выделила особым акцентом. – Если вы не проявите хотя бы толику сострадания, то меня ждет либо работный дом, либо клеймо падшей жен...

Моя матушка оборвала ее громогласным покашливанием в кулак.

– Мы вас поняли, дорогая, – снизошла она до терпимого тона. – Только чего вы хотите от нас? Нам нечего вам предложить. Маркус, – обратилась она уже к мужу, молча стоявшему в стороне, – возможно, у тебя найдется несколько пенсов для этой бедняжки. Будь добр проверить карманы...

Тот растерянно заморгал.

– Дорогая, я никогда не беру денег на бал, – отозвался он таким тоном, будто его попросили отыскать в кармане единорога.

– Вот видите, милочка, – миссис Синглтон пожала плечами, – нам абсолютно нечего вам предложить. – И отвернулась в ожидании своего экипажа, который все еще не подъехал.

Девушка, между тем, просигнализировала мне глазами, и я, уже догадавшись, кто скрывается за симпатичной мордашкой, поспешно произнесла:

– Маменька, а как же моральные принципы вашего женского комитета, в котором вы обсуждаете помощь бедняжкам, попавшим в положение нашей просительницы? Что бы сказали уважаемые патронессы, узнай они только, что мы отказали в помощи одной из заблудших овечек христовых... – И с кротким смирением: – Почему бы нам не совершить доброе дело, предложив этой девушке место горничной в нашем доме. Без сомнения, подобный поступок выделил бы вас в лице прочих и вызвал горячее расположение со стороны дам женского комитета.

Мои слова, я видела это, угодили точно по назначению: спесивость боролась с тщеславием, и первая явно проигрывала. Для верности я присовокупила трагическим тоном:

– Энид рассказала о своем скором замужестве и отъезде в деревню. Кто станет смотреть за моим гардеробом? Найти хорошую камеристку – дело нелегкое. Милая, – обратилась я к скромно потупившейся девице, – кем ты служила в доме своего бессовестного хозяина?

– Личной горничной, мэм, – пролепетала юная мисс. – И госпожа была мной очень довольна.

С победным видом я поглядела на маменьку: мол, посмотрите, это просто судьбы, подарок небес, дар, ниспосланный свыше, и та сдалась, сморщив для вида свой аристократический нос.

– Хорошо, она может сесть рядом с возницей. Поглядим, что получится для нее сделать! – сказала она, с видом поверженной королевы поворотившись к своему мужу.

Мысленно я вскинула руку, заверещав от восторга, но на деле позволила себе лишь краткий взгляд в сторону юной девицы и легкую, ободряющую улыбку – та ответила мне кивком головы. И я, сопоставив образ юной служанки с высоким, голубоглазым Харрингтоном, прикусила палец правой руки: уж больно забавным выходил симбиоз двух таких непохожих друг на друга людей. Впрочем, мой «Килиан» тоже мало вязался с блондинистой аристократкой в розовом платье, коей я сейчас и являлась...

С такими мыслями я и садилась в поданный, наконец, экипаж и тряслась до самого дома, полная тревожного нетерпения.

Энид, моя нынешняя камеристка, с которой мы успели свести достаточно темпераментное знакомство, помогла мне снять бальное платье и облачиться в ночную сорочку. Я выдохнула от облегчения и поспешила отослать ее прочь, намереваясь так или иначе дождаться свидания с Хелен Лэйн, моей новоприобретенной служанкой. Ту определили в комнату наверху, и я не сомневалась, что она ждет не дождется нашего разговора с тем же нетерпением, что и я.

В дверь постучали в начале третьего ночи, когда я едва ли не грызла ногти от нетерпения.

– Харрингтон? – спросила я, распахивая дверь и впуская ночную гостью... гостя в комнату.

Девица усмехнулась.

– Вы меня с кем-то путаете, дорогая Джоанна Синглтон, – произнесла она укоризненным тоном, так не похожим на ее умоляющий тон в разговоре с моей матушкой. – Разве я хоть отдаленно похожа на мужчину?! – и она выгнула спину, демонстрируя мне свою пышную грудь, прикрытую только тканью сорочки. – Ну, что скажете?

– Скажу, что лиса пустили в курятник, – улыбнулась я с мнимым укором. – Проходите и перестаньте паясничать! Как мне вас теперь называть? – поинтересовалась при этом. – Харрингтоном или все-таки Хелен?