Бераника. Медвежье счастье

Глава 1

11 мая 2001 г. Ближнее Подмосковье

— Баб Ника! Баба Ни-ика! Да баба Ника же!!!

— Ну чего орешь-то? — статная, высокая, жилистая и еще очень крепкая старуха с повязанными короной вокруг головы седыми косами вышла из теплицы и бросила недовольный взгляд на соседскую дочку, которая колотилась в огородную калитку позади участка и во весь голос звала хозяйку.

— Баб Ника! — с укором и возмущением выпалила загорелая голенастая девчонка. — Баб Ника, вы опять забыли за телефон заплатить?

— Да ничего я не забыла, ишь, забывчивую нашла, — Вероника Андреевна быстро ополоснула руки под уличным рукомойником и, вытирая их чистым и отглаженным льняным полотенцем, поинтересовалась: — Так чего блажила? Или позвонить надо? Ваш не работает? Не колотись в калитку-то, там вон петля между досками, руку протяни, дерни за веревочку, дверь и откроется.

— Да некогда! — девчонка сердито сдула соломенную прядку со лба. — Бегите в дом, баб Ника, там ваши звонят и дозвониться не могут! Никуша в больницу попала… что-то серьезное.

— Так чего ты мне голову морочишь столько времени! — всплеснула руками старуха. — Сразу и говорила бы!

Возмущенного и обиженного фырканья она уже не услышала — подхватилась и совсем молодой еще, шустрой рысцой направилась через просторный двор к дому.

Через два часа такси остановилось в районе Якиманки, и выбравшаяся с заднего сиденья Вероника Андреевна быстро пошла к приемному отделению Морозовской детской городской больницы.

Там она долго не задержалась, и, хотя время приема посетителей еще не наступило, решительную и сумрачную старуху с тяжелым взглядом почти без препирательств пропустили в неврологическое отделение. Сначала к главврачу, а потом и к праправнучке. Медсестра проводила ее до нужного коридора, указала на дверь возле окна и ушла.

Баба Ника на секунду приостановилась, прикрыла глаза и постаралась перевести дух. Потом вынула из сумки белоснежный платок с промереженными уголками и вытерла лицо. Мельком глянула на свое отражение в стеклянной двери, сердито сдвинула брови.

«Чего встала, старая? От твоей трусости дело не поправится. Взяла и пошла!»

В коридоре было пусто, двери палат плотно закрыты, и только та самая, последняя в ряду, возле окна, немного отошла от косяка. Вероника Андреевна подошла и невольно прислушалась.

Разговор велся на повышенных тонах. Мужской голос с неприятными истерическими нотками заполнял палату, почти заглушая невнятные тихие всхлипывания.

— Не говори глупостей, ты совсем дура?! Ты хоть понимаешь, что это за диагноз?! Это уже не ребенок, это все равно что труп! Заткнись! У нас ипотека и кредит на машину, забыла? Если ты сейчас не выйдешь из декрета в свой банк, а начнешь еще и мои деньги на содержание безнадежной инвалидки тратить, мы в долгах как в шелках запутаемся, понимаешь ты это куриным своим мозгом, нет?! Я сказал, подпишешь отказ, и пусть забирают в интернат, в детдом для уродов, куда там такое принимают… ЗАТКНИСЬ! Ты понимаешь, что такое — эта болезнь?! Это приговор с отсрочкой — медленная казнь! Забеременеешь и родишь нового! Но чтоб все анализы сдала заранее, поняла, тварь порченая?! Что «нет»?! Что «нет»?! Я сказал, подпишешь! А попробуешь дернуться — я тебя сам выкину на улицу, идиотку, вместе с твоим отродьем, подыхайте под забором!

Из палаты вдруг раздался звук пощечины и чуть более громкий вскрик, перешедший в рыдание, и Вероника Андреевна почувствовала, как этот звук словно по волшебству разбил ледяное оцепенение, которое охватило ее возле этой аккуратно покрашенной в белый цвет двери с вставкой из рифленого стекла.

Огненным валом по враз ослабевшему телу прокатилась ярость, выжигая противную дрожь. И уже в следующую секунду жилистая старуха как щенка за шкирку подняла и отбросила к стене хлипковатого «менеджера» в модных очках без оправы и дорогом офисном костюме.

Только мельком глянув на правнучку, испуганно сжавшуюся у кроватки с ребенком, Вероника Андреевна перевела тяжелый взгляд на зятя. Узкая в кости, жилистая, все еще не по возрасту сильная старуха легко удерживала ошалевшего от такого напора мужчину у стены, а когда он встретился с ней глазами, ругательства застряли у него в горле и вместо возмущенного вопля из него вырвался слабый сип.

— Слушай меня, слизняк, — тихо сказала старая женщина, а у ее недобровольного собеседника отчего-то холодок побежал вдоль спины. — Сейчас ты выйдешь отсюда и навсегда забудешь, как зовут мою правнучку. Ипотека эта ваша на ее имя оформлена, как и кредит на машину. А потому собирай манатки, и чтобы духу твоего не было. Молчи!

Баба Ника легко, как куклу, встряхнула дернувшегося и попытавшегося что-то вякнуть мужчину.

— Только попробуй, тля поганая, лапы свои протянуть к моей правнучке и ребенку. Только попробуй им еще хоть каплю беспокойства доставить, — ледяной взгляд буквально пригвоздил бывшего уже зятя к свежей штукатурке. — Раздавлю как таракана. И никакая милиция тебя не защитит. А посадят за убийство — так и не жалко, я на этом свете почти сто лет прожила и ничего уже не боюсь! Сейчас выйдешь отсюда, погань двубортная, и пойдешь в ЗАГС. Заявление на развод подашь. Без материальных претензий. И отказ от отцовства. Если, конечно, жить еще хочешь… Пшел!

Увесистый пинок придал недавнему родственнику скорости, и он едва не открыл дверь собственной головой. В последний момент успел руки вперед выставить, вылетел из палаты как пробка. И припустил по коридору, не оглядываясь.

Проклятая бабка напугала его едва не до мокрых штанов. В бледно-голубых, выцветших от возраста глазах он ясно увидел — не врет. У этой падлы, которой уже лет двадцать на кладбище прогулы ставят, хватит и сил, и решимости. Сядет за убийство, старая гадина, и бровью не шевельнет. Да к черту эту проклятую семейку! К черту! Пусть сами с инвалидом возятся, а квартира и машина… недостроенная однушка у черта на рогах и паршивая девятка с пробегом — невелика потеря! Он своей зарплаты и не вкладывал, на отдельном счету держал… Просчиталась бабка, у него там денег достаточно, чтобы он не захотел их при разводе делить. И зарплата хорошая, белая. А алиментов эти идиоты теперь точно не потребуют. Ну и кобыла с воза…