Бессердечный

Глава 5

Что день не задался, я понял с первой секунды, когда открыл глаза и получил горстку побелки при попытке зевнуть. Я резво побежал её выплёвывать, и с испорченным настроением побрёл на кухню. Время тикало к десяти, Кира уже ушла в институт и как всегда оставила недопитый какао в кружке и меня одного в старом доме. Покопавшись в буфете, я обнаружил, что кончилось всё, включая сахар, заварку, и даже какао оказалось последним. Да, весело, подумал я и записал себе в голове составить список продуктов для покупки. К своему обыкновению еду мы покупали себе сами, но ели и даже готовили вместе, странно, правда. В еде не привередливые во вкусах схожие, не жадные квартиранты, заметил я со смешком. Оделся, закрыл квартиру – решил поесть на работе. Шёл как обычно пешком, под куртку уже приходилось поддевать тёплый чёрный свитер и смотрелось это необычно, будто в чемодан напихали немыслимое количество вещей и каким-то чудом закрыли. Но грех жаловаться – самые холодные деньки ещё впереди, хотя кто знает, ноябрь ещё не кончился. Я продолжал путь, осознавая себя частью торопливой толпы, а город застыл, покрылся снегом как гора, а неровные зубья домов по-разному, кто больше, кто меньше скрывались в белой пудре. Солнце сегодня выходить не хотело и небо с проблесками бурогоцвета нависло над городом, стиснуло его и захотелось спрятаться, уйти от него, чтобы не давило. Конечно синоптик из меня плохой, но чую, что сегодня магазин посетят разве что те, кого случайно настигнет небесный плач. Всегда старался избегать посредственности или серости – в последнее время либо чёрный, либо белый, подумал я. Почему-то контраст меня беспокоил – на это непродолжительное время жизни я решил, что всё буду воспринимать либо плохо, либо хорошо. Вспомнил немного о себе – хорошо, не вспомнил – плохо, попытался и не вышло – тоже плохо, а если вышло, например, вспомнил бы в стрелковом клубе про те тринадцать болтов – тогда вовсе отлично. Ты либо смеёшься, либо плачешь, серая прослойка безразличия не всегда человеку к лицу от неё и самому становиться тошно и мерзко, но ты не сразу это поймёшь, почувствуешь.

Не успел я подойти к магазину, как споткнулся обо что-то и смачно вписался коленом о ступеньку. Встал я сразу же, и стиснув зубы, открыл дверь: забежал в магазин и выругался, потом доковылял до рабочего местаи уселся на деревянный трон, задрал брючину и посмотрел на правую коленку. Она горела и ныла, я начал растирать её и что самое забавное – вспомнил, что коленке этой достаётся не в первый раз. Рядом с сегодняшней продольной вмятиной, был с пятирублёвую монету шрам. Не то чтобы не замечал его раньше, просто особого значения не придавал, сейчас же шрам показался мне знакомым, особенным и я представил себя в белом пространстве, сидящем на троне, и продолжил смотреть на шрам, только в воображении и тереть коленку. Начал сосредотачиваться как вместе с Кирой: вот я и шрам; пространство начало обрастать городским массивом, ярким и знакомым, я бегу, мне может лет десять. Бегу по тротуару с липами, окрашенными до половины белым, бегу, не замечая людей, натыкаюсь на них, пробегаю мимо стройки, спотыкаюсь, как сейчас и пропарываю коленкой насыпь острой щебёнки. Мне больно, я плачу. Какой-то мужчина нерусской национальности поднимает меня и с улыбкой говорит: « Нэ плачь, сейчас всё починим». Слово «починим» он выговорил с такой старательностью, что возникло впечатление, что знакомство с русским языком началось именно с этого слова. Больше я ничего не увидел и открыл глаза, но веселье на этом не закончилось. Ещё хромая и вспоминая, что по дороге забыл купить еды, я ринулся к выходу. Было без пятнадцати одиннадцать, времени хватило бы дойти до магазина и обратно. Но дверь открыли одновременно со мной. Завтрак, да и обед тоже накрылся, досадно подумал я и поковылял обратно. Посетителем оказался тот рыжий парень, что заходил недавно. Сегодня он пришёл с конкретной целью, как мне показалось, потому что сразу же поздоровался, но потом вновь уставился на меня.

- У вас есть книги по хирургии?

Знать не знал, честно, есть ли они или нет, но попросил его пройти в дальний зал к книжным стеллажам. В указателе нашлись пару экземпляров с восемнадцатого века: дряхлые, в бардовомпереплёте, толщиной с кулак. И кто их определил на верхний ряд, проскрипел я про себя. Парень всё это время молчал, но как только получил книгу начал деловито её пролистывать.

- Давно вы здесь работаете?

Ну не наглость ли: с чего такое спрашивать?

- Почти два месяца, - ответил я и спустился со стремянки.

- Ты меня не помнишь? - с каким-то толи недоверием, толи глубинным сомнением спросил он.

Я посмотрел на парня не без удивления, в голове промелькнуло серое и мерзкое нечто из недавних воспоминаний, но рассмотреть это нечто я не смог. Тут я и сам застопорился и начал вспоминать паренька. Как выразилась бы Кира: « подсознательное предостережение». Именно оно, этот своеобразный блок не даёт мне вспомнить своё восемнадцатилетие, как выяснили мы с Кирой. Блок сработал и здесь: почувствовав, что назревает что-то неприятное, я попытался успокоить себя изнутри и заставил себя воспринять ситуацию с хорошей стороны.

- Нет, я тебя не помню, к сожалению. Ты меня знаешь? – вдруг спохватился я. – Я память потерял, и многое не помню.

Парень таинственно промолчал и свёл тему к другому разговору, он будто и хотел разговориться со мной и тут же боялся, настороженно подходил издалека. Он хотел, чтобы я сам вспомнил, и боялся моей реакции, когда сам расскажет, хотя кто знает, может мне так показалось.



Отредактировано: 12.02.2019