Без памяти

Часть 1. Пробуждение (I)

Потихоньку возвращалось осознание окружающего мира, и спустя время я начал смутно понимать, в каком странном пребываю состоянии. Сначала до анализа ситуации просто не доходило, да и банально догадаться, что я есть, потребовало труда. Потом получилось обратить внимание на то, что способны видеть глаза и слышать уши, и обнаружить – оказывается, меня кормят и поят чем-то, и выводят по нужде самое меньшее трижды в день. Не знал, кто я, где я и что тут делаю, и лишь запоздало сообразил, что «Эй» вряд ли является моим настоящим именем. Был этим открытием слегка удивлён. Только слегка, потому что удивление требует куда больше сил, чем можно себе представить.

Самым большим достижением было вдруг заинтересоваться вообще хоть чем-то, хоть каким-то вопросом, и попытаться угадать ответ. Попытки получались вялые; к тому моменту, когда удалось переварить первый, меня уже куда-то везли и очень следили, чтоб я не встал, когда надо лежать, и не шагнул, пока велено стоять. Почему следует подчиняться окружающим, меня вообще не интересовало. Это просто порядок вещей, стоит ли он критической оценки и удивления? Всё, что вокруг – лишь данность, она есть, значит есть. И даже если бы я взял данность под сомнение, всё равно продолжил бы слушаться, потому что если не делать этого, то что же вообще делать?

Я не знал.

А люди, везущие меня куда-то, определённо знают, что делают, и действуют очень уверенно. Мною так вообще командуют с полным осознанием своего на то права. Значит, иначе и быть не может: я на своём месте, они на своём месте, мне следует повиноваться.

Кто я? Как меня зовут? Загадка. Попытался сосредоточиться на первой тайне, но решил, что это вряд ли интересно. Далеко не сразу осенило: раз я понимаю их, так могу и спросить. Но, поднапрягшись и спросив, получил в ответ уклончивое: «А кто тебя знает» и «Какая тебе теперь разница»? Ответ показался странным, но, может, я просто плохо понимаю реальность, и тут как раз всё логично?

Я лежал на дне телеги, на ароматном колком сене, жмурился на солнце или просто в небо и не думал ни о чём. Думать было трудно, прямо как из-под завала выбираться… Любопытно, получается, я знаю, что это такое – выбираться из-под завала. Веха? Или просто незначительная мелочь? Устав от очередной мысли, закрывал глаза и впадал в полудрёму. На самом деле, не спал, конечно, потому что сна было накоплено на месяцы вперёд. Но притвориться, будто уходишь во временное небытие, было как-то проще, чем продолжать думать.

А потом над деревьями поднялись белые башни и купола каких-то красивых зданий, следом – кромки стен, мои спутники насторожились, и я понял, что, наверное, открывается первая страница моей жизни, так что надо бы смотреть и слушать, смотреть и слушать… И, хочешь – не хочешь, пытаться понять, что же всё-таки происходит.

Должно быть, крепость, которая поднялась перед моими глазами, начали строить когда-то очень давно и достраивали частями на протяжении нескольких веков. Она выглядела так, словно была составлена из множества разностильных частей, и даже угловые башни заметно различались между собой.

Заинтересовавшись, я даже приподнялся, подгрёб под себя побольше сена, чтоб сесть выше. Крепость впечатляла – мощная, величественная. Удивляет только, что стена дополнительно не укреплена накатом и рвом… Странно, что я думаю об этом. А ещё у меня вызвала безотчётное раздражение красота барбаканов и надвратных галерей. Какие-то они слишком уж декоративные. И окна-бойницы чересчур большие. И ворота уж больно широкие, да ещё, смотри, не одни такие.

Телегу здесь остановили, но быстро пропустили внутрь, задав вознице лишь несколько вопросов. Мне самому трудно было понять, чего я ожидал увидеть за этими слишком аккуратными, вызывающе красивыми стенами. Но явно не то, что оказалось на самом деле: милый чистый городок с подметённой брусчаткой, занятые своими делами люди, причём многие были в длинных мантиях, будто священники или доктора, но определённо ни теми, ни другими не являлись. Домики тоже очень нарядны: высокие, трёх- и даже четырёхэтажные, наличники резные, стёкла целые, а сверху – черепичные шатровые крыши. Почему-то вся эта правильность и причёсанность казались неестественными, будто специально нарисованными к приходу дорогих гостей.

Но что мне за дело? Я терпеливо ждал, пока телега прогрохотала железными ободьями колёс мимо одного перекрёстка и встала у домика понаряднее других, прямо у узорного крылечка.

Ждать пришлось долго. Человек в серой мантии, появившись наконец в дверях, не спешил: такова, похоже, была сама его жизненная позиция. Он сперва лениво постоял в проёме, потом дошагнул к верхней ступени и теперь-то только обратил внимание на возницу, потом на сопровождающего парня, который очень суетился – сходу кинулся что-то объяснять. Хозяин дома прервал обоих прямо на середине слова, без церемоний.

– Ну-ка, тихо! Давай сначала. Медленнее. Говори толком. – И зевнул.

– Вот, привезли. – Парень беспокойно показал на меня. – Будьте так любезны.

– Что это такое?

– Староста был уверен, что Академия заинтересуется, вот мы и привезли.

– Чем интересоваться-то? Вроде не урод.

– Обычный, обычный. Не урод. Но он выжил после того, как его долбануло заревом.

– Да-да, именно заревом! – вмешался и возница. – Вот натурально, со всей силы. Прямо берег трясло. А он живой!

– Чем ударило?

– Долбануло заревом. Ну, не знаю, как это волшебное явление называется, когда сгущается так, переливается, и трудно дышать, прямо как будто под водой торчишь. А потом как долбанёт громом, аж деревья ложатся, и заметно трясёт, и песок в стекло, и воздух потом потрескивает, аж в ушах долго хрупает. Натурально. И все волосы дыбом, и морда как будто кипятком ошпарена. А потом ещё рыба уходит от берегов, и рыбалка целый месяц – просто потеря времени. Зарево, короче.