Без права на жизнь

Глава 1

Наши дни. Западная Украина. Исправительная колония.

…Война. Каждую ночь обрывки воспоминаний, словно пелена утреннего тумана обволакивали сознание, и не давали отдыхать. Мозг лихорадочно искал ответы на вопросы, пряча их глубоко в подсознании, и не желая впускать в облачное хранилище, без логина и пароля, и открывать истинные причины. Просыпаясь в горячем поту я снова и, снова вспоминал ночные кошмары, одного и того же сновидения. Оно повторялось с регулярным постоянством, пугая безнадёжностью и кровавыми подробностями.

Вспышки от взрывов, грохот орудий, лица убитых солдат, умоляющих о помощи, тонули в хаосе мироздания, и исчезали, словно кто-то их вырезал острым ножом, кромсая на мелкие кусочки. И после невидимый и жестокий монстр, в ледяном мраке гомерически хохотал, издевался над выбранной, по всей видимости, не случайно жертвой, чем доставлял мучение и горечь. Содрогаясь и ворочаясь с бока на бок, я старался не шуметь, чтобы не разбудить соседей по кроватям, и, вытирая подушкой мокрое от горячего пота лицо, тяжело дышал, и едва не рыдал от бессилия. Закрывая глаза, я снова видел себя лежащим в окопе с другими солдатами, горы убитых тел, кровавое месиво, и ничем не мог им помочь. Немцы шли в наступление - пехота, и танки подкрадывались с левого фланга, прорывая оборону, распарывая гусеницами танков заграждения из песчаных насыпей, и не хитрых ловушек.

- Там, там, - кричал я, что было сил, и показывал руками на противника. 

Меня никто не замечал, бой продолжался, принося ещё большие потери, среди русских солдат. Я устало ходил по грунтовой насыпи, и без страха смотрел на грозные дула танков, и орущих немецких офицеров, призывающих солдат к атаке.

- Vorwärts Soldaten! Vorwärts!

Молодой немецкий офицер одним из первых поднялся наверх, и тут же свалился. Осколок от гранаты угодил в живот, и он, скрючившись и зажимая рану руками, упал без чувств. Я машинально присел на корточки, и закрыл голову руками, сдавливая уши. Когда открыл глаза, увидел немца, напротив себя с пистолетом в руках. Он целился прямо в лоб, и вот-вот мог спустить курок. Выстрел, хлопок, и огненная вспышка заставила меня проснуться. И я понимал, что убит, и обещал себе в который раз, что следующей ночью успею ускользнуть от немца. Так продолжалось не всегда. Когда закончились эксперименты с перемещением в прошлое, начались сны. Это была реакция организма на стрессовые ситуации. Я читал об этом, у Зигмунда Фрейда, и внутренне готовился к тому, что жизнь полна сюрпризов, и ужасающие сновидения, в скором времени могут превратиться в жуткую реальность.

Снежные хлопья падали и кружились по безлюдной дороге, которая уходила вверх, и заканчивалась возле запретной зоны. Бесконечно длинная дорога, трудная и опасная. Никому не было дела до среднего роста человека, в тёмной куртке, вязаной шапочке, и стареньких, видавших виды ботинках. Безликая фигура, уязвимая, и безнадёжно уставшая от тех неурядиц, которые свалились на его плечи и хотели раздавить. Прикрывая лицо от ветра и колючих снежных хлопьев, проваливаясь по колено в снег, я упрямо шагал вперёд, пытаясь прогнать грустные мысли, и успокоиться. Шапочка промокла, разболелась голова, и устало рассматривая мрачное и угрюмое небо, я брёл, спотыкаясь, вдоль пустынных локальных секторов. Каждый, кто бы увидел меня, и заглянул в глаза, прочитал: холодно, одиноко, тоскливо. Ругая себя, в который раз искал оправданий. Хотя оправдания, впрочем, как и поиск истины, путь достойный, но не всегда оправданный. «Я знаю, что ничего не знаю», слова Сократа, словно дамоклов меч, уже давно обрушились на мою голову.

Скоро отбой, и колония усиленного режима в селе Д. Львовской области погружалась в сон. Людей не наблюдалось, и высокие бараки, как голливудские исполины, из фильмов ужасов, пугали обречённым видом, и нагоняли страх на заключённых. Вертухаи прятались в тёплых каптёрках, и носа не высовывали на улицу. Мороз крепчал, и если верить прогнозам, зима в этом году будет морозной и снежной. Вздрагивая и натягивая мокрую спортивную шапочку на уши, я смотрел на чужой для меня мир, и не мог поверить, что всё это правда. Ужасная картина, художника неудачника, стояла перед глазами во всей красе. Не добавить, ни убавить красок, на столь бездарное полотно не получалось. Сзади оставался КП, камбуз и здание администрации колонии. Подходя к запретке, я остановился, представляя, что через какие-то двадцать метров - свобода. За забором деревня, мирная жизнь, в которой нет места таким людям как я. Преступившим закон, и отбывающим наказание. Горько усмехнувшись, зажмурился. Всего один рывок, и запретка будет преодолена. Смелый прыжок через забор, и восвояси, на все четыре стороны. От этих мыслей на душе стало легче, и даже снежные хлопья, падающие как из рога изобилия на землю, не казались такими противными и мерзкими. Налетевший порыв ветра принёс запахи деревенской кухни, и домашнего уюта. Я как можно глубже вдохнул, стараясь подольше удержать и запомнить давно забытые ощущения. Это правда, то, что говорили старые зэки, что на свободе воздух другой. Сладкий, опьяняющий. Не то, что здесь, с привкусом страха, крови и ненависти. Могучим рёвом взвыла сирена, и луч прожектора бесцеремонно ударил в лицо. Вдалеке послышался лай собак. По мою душу, никак иначе. Пятясь, словно рак отшельник, я прикрыл лицо рукавом от яркого света и побежал в сторону барака. «Нас не догонят, нас не догонят…» - напевая, едва слышно, задыхался от непривычного, быстрого бега. Силы были уже не те, тело не слушалось, ноги ослабли за время заключения, и едва не падая на оградительную сетку, одним рывком подпрыгнул, и полез наверх.

*  *  *

- Стой, стрелять буду!

За спиной слышался топот сапог, и приближающийся собачий лай. Оставалось совсем чуть-чуть, и я окажусь в локалке. Уже на заборе зацепился курткой за проволоку, и порвал карман. Надо прыгать, другого выхода нет. И отталкиваясь ногами, сиганул в небольшой сугроб. Благо «обиженные» убирали снег вовремя, и сейчас я был им обязан, за столь мягкое приземление. Спрыгнул удачно, снег смягчил падение, и, выкарабкиваясь, как альпинист в горах из снежного завала, лёг на пузо и полез, кряхтя, как партизан. Уже маячил свет из двери приоткрытого барака, метров десять, и я окажусь внутри. Сердце бешено колотилось в груди, пот градом заливал лицо. Зачем нужно было так рисковать? Идиот, не иначе. Конечно, ради нескольких глотков чистого воздуха стоило пойти даже под пули, без капли сожаления. Вскакивая, рванул на второй этаж, по дороге срывая шапку и телогрейку.