Сегодня точно не мой день. Мало того, что на шел улице дождь, так ещё и на душе завывало так, словно тайфун прошёл. Крышу сносило, и ни одной нормальной мысли в голове выискать было невозможно.
Муж умер три дня назад. Страницы газет пестрили фото с трупом, обгоревшим настолько, что опознавать пришлось по обручальному кольцу и золотому портсигару — единственным уцелевшим вещам среди руин прежней жизни.
Он был полицейским. Чистил улицы города от отбросов общества.
Я посмотрела на фото на краю стола, где он улыбался, совершенно не подозревая, что через несколько дней в морге будет лежать безжизненным телом. С биркой на большом пальце ноги — его новой идентификационной картой, зияющими дырами на месте щек и изжаренными в пепел белками глаз. Целыми остались только зубы, уже не такие белые, но достаточно ровные, которым мог бы позавидовать любой бездомный.
Переведя взгляд на тарелку, я воткнула вилку в кусочек жаренной печени, подняла, покрутила в руках и вернула обратно.
Еда не лезла в горло, несмотря на то, что уже три дня я ничего не ела.
Минус пять килограмм, обтянутое кожей лицо и чёрные круги под глазами.
Меня жалели. И от этого хотелось плакать. Рвать на себе волосы и посылать всех в поле. Но я сдерживалась, как могла.
Жалость — это та великая милостыня, которую стерпеть может не каждый. Особенно нелепо она выглядела по отношению ко мне. Особенно сейчас.
Я вновь поднесла вилку к губам, но тошнота подкатила к горлу, с трудом позволив проглотить неполностью разжёванный кусок.
Запила соком, чтобы протолкнуть в желудок. Посмотрела в окно. Бесшумные капли хлестали по стеклу, будто по щекам. Захотелось выйти на улицу и отдаться порывам ветра, распластаться в луже лицом вниз и тонуть, тонуть...
Отвернулась. Медленно обмакнула вилку с новым куском в кроваво-красный кетчуп, слизала языком и, зажмурившись, отправила в рот.
Вот и все. Вот и конец. Или начало?
Отредактировано: 27.05.2019