Без ропота

Без ропота

Строгий стук высоких каблуков отражался от стен тронного зала, нарушая будничную тишину. В замке впервые было пусто, но непривычным это ощущалось только в приёмной зале императора. Здесь было всё по-старому, на самом деле – трон в центре комнаты, щедро украшенный драгоценными камнями, что добыли соседствующие гномы; искусный витраж позади, рассказывающий легенду о рыцаре на драконе; длинный мягкий ковёр в цвет природным каменным стенам. Безмятежность этого священного места могла бы обрадовать скромную посетительницу, не думай она о том, что заходит сюда в последний раз. 

По ту сторону замка, за высокой оборонительной линией, уже собираются орды демонов, выбравшиеся из ядра планеты и готовые дать бой мятежным тёмным эльфам. Тёмные не потому, что злые, а потому, что никогда не видели солнечного света. Первый император, насильно заточённый в пещерах, всегда учил свой народ тому же, что когда-то постигал сам – веру и правду. Но пару столетий назад, после дворцового переворота, власть была обречена на деспотизм. А народ будто и был этому рад. Девушка, что сейчас ступает по бархатному ковру, намерена положить этому конец. Если переживёт. В окно она видела суетящиеся армии, что собираются в колонны. Среди них было много женщин – элитные отряды имперской армии, самые обученные воины и, без преувеличения, влиятельные мегеры. 

Девушка опустилась на ступеньки у трона, на котором она, правда сказать, никогда не мечтала оказаться. За неё был решён этот вопрос. Грусть в её чёрных глазах откровенно читалась. Она коснулась изувеченной левой руки, едва проводя по ней отточенными пальчиками. На тренировках она изводила себя до предела и даже больше, а тело, так и не приспособившееся к метаморфозам и чужеродной магии, деформировалось. Рука уже не болела, но ожоги по локоть, по завещанию лекарей, никогда не сойдут. И если для местных тёмных эльфиек это было престижно, придавало статусу принадлежность к магической стороне армии, то для той, чьи скрепы строились на противоположных постулатах это всё равно казалось диким. Красота здесь ценилась, но своя, искажённая.

Уединение прервал глухой звук открывающейся двери, тяжёлой, отделанной сусальным золотом. Здесь изображено красивое женское лицо, слишком тонкое и доброе. Звеня доспехами, гость приблизился к одиноко сидящей девушке. Он смотрел на неё, сверху вниз, но она, кажется, его вовсе не замечала, погрузившись в свои рассуждения. Она вздохнула.
- Кажется, я не смогу привыкнуть к тому, что здесь говорят вполголоса. 
- Мне думалось, у Вас это достаточно быстро вошло в привычку. 

Мужчина сел напротив, в своей бессменной маске из чучела драконьей головы. Его лицо всегда было непробиваемым, нечитабельным, непроницательным. Будто так он прятался ото всех и прятал всё вокруг от себя. Эльфийкка подняла на него безучастный взгляд – она не удивилась, когда её нос чуть коснулся драконьей холодной чешуи. Поэтому она позволила себе осмотреть мужчину, чьи латы оказались выделаны чешуёй грозной рептилии. 

О драконах здесь не принято говорить. Они считались священными животными, прародителями пещер и подземелий. С ними принято было вести дружбу, пусть они и не обладали таким же острым умом, как и высшее звено – человек, гном, орк или эльф. Один ствол пламени из пасти дракона едва не уничтожил всю столицу, не приди рыцарь на помощь. Тот, о ком гласит витражная легенда. 
- Где ты добыл ещё чешуи? – чуть сердито вопросила девушка, пряча выбившийся локон за длинным ухом.
- Нашёл на окраине усопшего дракона. 

Голос мужчины был сладок, как мёд. Всегда – когда он злился, радовался, был удивлён, озадачен и умиротворён. Эта мягкость в голосе сегодня казалась чем-то запретным и неуместным, в отличие от тихого и срывающегося голоса девушки.
- За два года ты никогда не снимал маску. 

Эльфийка была на него обижена. Даже сейчас по тому, как тяжело он вздыхал, рыцарь не был намерен изменить своего решения. Два года, весь этот срок он шёл бок о бок с ней, но она ни разу не взглянула в его глаза, не видела, как вытягиваются его губы в тонкую линию, как он улыбается, как раздуваются ноздри, когда он передразнивал императора. Никогда, ни разу. Она знала его ответ наизусть. Перед сном иногда представляла, как наглым образом вскакивает, повышает голос так, что едва не рушатся потолки, а затем срывает с его головы эту броню. Иногда она представляла, как прокрадывалась к нему в спальню, или на источник, где он принимал ванну, и тайком подглядывала за ним, ловя каждое его движение, каждое подергивание краешков губ, сведённые к переносице брови и залёгшую между ними морщинку. А ещё реже она представляла, как он сам выходит к ней и, целуя тыльную сторону ладошки, открывается перед ней. 

- Ты не захочешь видеть шрамы от драконьих когтей.

Сладкий медовый голос был безэмоционален. О, он ведь тоже хочет однажды скинуть эту стену между ними. Стену, которую и возвёл, чтобы обороняться от неё. Это к счастью оказалось, что скрывать лицо было выгодным не только по этому, но теперь, когда осталась единственная и самая главная преграда и когда не осталось причин продолжать играть в этот театр самобичевания, он всё равно продолжал это делать. 
- Вам правда не стоит…
- Позволь я сама решу. 

Её голос дрогнул в такт дрожи, прошедшей по зале. Шанс не вернуться с войны придал ей сил на достаточно отчаянный шаг для той, кто не ценил здешний этикет. Она стянула с пояса тонкую повязку и обвязала её вокруг своих глаз. Так если не увидеть даже краешком глаза, то хоть пройтись по густым бровям и широким скулам. Одной рукой она потянулась к маске, а второй опёрлась о его плечо, поднимаясь на колени. Мужчина замер. Он ведь тоже ждал этого. Ждал, когда однажды может услышать от своей возлюбленной слова прощения, или когда она забудет о бесчестном мальчонке, который едва не лишил её женской гордости. 
- Пожалуйста, не…
- Помолчи. – прозвучал приказ.