Безымянная художница

Безымянная художница

В начале августа нынешнего года, когда несносная жара бесследно улетучилась, а ясное небо заволокло серой пеленой косматых туч, воздух проникся той приятной свежестью, что создаёт идеальные условия для творческого труда. Однако уже целую неделю я ничего не писал, а лишь пребывал в пространных размышлениях о сюжете для нового рассказа. Заранее подготовленных гениальных замыслов у меня не было, и каждый день я всячески избегал чистого листа, то и дело занимаясь различной второстепенностью: просмотром поверхностных фильмов, компьютерными играми, чтением новостей, поеданием мармелада и созерцанием застывших в своём росте комнатных растений.

В один из таких тягучих дней, уже поздним вечером, вздумалось мне провести ревизию своих бумажных заметок, набросков, каких-то бланков из городских учреждений и прочих бумажных листочков, что скопились в специально отведённых для них выдвижных ящиках стола. Быстро управившись с содержимым двух шуфлядок, я вытащил последнюю и наткнулся на уже совсем забытую пухлую папку, в которой хранились мои неумелые рисунки из того чудесного времени, когда в течение двух лет я проходил обучение в художественной школе, искренне уверовав, что призвание всей моей жизни – это сделаться величайшим художником.

Сидя на полу, я стал рассматривать эти красочные творения, аккуратно раскладывая их вокруг себя и приятно вспоминая азы живописи: композицию, правила смешивания красок, постановку света и направление теней. Спустя некоторое время, вытащив из папки очередной рисунок, я обнаружил на альбомном листе чёрно-белый пейзаж, ещё более ветхий, оставшийся у меня со времён ветреной юности и подаренный мне одной хрупкой девочкой, имя которой я когда-то точно знал, но ныне основательно позабыл. Я смотрел на эти расплывчатые облака, мелких птиц-галочек, обрамлённое густыми соснами белое озеро и тут же наделял их истинными красками, которые я лично наблюдал в один из давно минувших майских дней, находясь на широкой лоджии детского отделения Центральной региональной больницы.

Тот високосный год сопровождал моё шестнадцатилетнее тленное тело чередой внезапных болезней, безжалостно перебрасывая меня из одной палаты в другую с удручающей постоянностью, однако именно эта история началась в конце апреля, который выдался на удивление невероятно жарким и солнечным. Вместе с дворовыми ребятами, раздевшись до шортов, мы безудержно носились по песочному полю, на месте которого ныне располагается просторная детская игровая площадка, и гоняли затасканный футбольный мяч от одних футбольных ворот, штангами которым служили обычные палки, вкопанные в землю, до таких же других. Несмотря на то что нас обдувал довольно слабый и тёплый ветер, через пару дней я слёг с высокой температурой, к которой вскоре добавился глубокий кашель с кровью, и был отправлен испугавшимися родителями прямиком в соответствующее лечебное учреждение.

Двустороннее воспаление лёгких первую неделю почти не давало мне подниматься с больничной койки, заставляя с отвращением привыкать к пресной отвратительной пище и получать помимо надоедливых капельниц ещё по шесть уколов в день внутривенно, так как внутримышечные инъекции были просто невыносимыми по своей жгучести и моей нестерпимой от них боли. Когда первый курс антибиотиков подошёл к концу, мне уже достаточно полегчало и я был отправлен в общую палату детского отделения, в которой оказались ребятишки меня помладше. Они частенько увлечённо галдели, обсуждая героев мультсериалов и комиксов, играли в портативный тетрис, хвастались друг перед другом своими тематическими альбомами с наклейками и невольно раздражали медсестёр, то и дело выбегая в длинный коридор и носясь по нему из одного конца в другой.

В один из ранних вечеров, когда я лежал на своей кровати, а до отбоя оставалась ещё уйма времени, ребята прикатили в нашу просторную палату инвалидное кресло на колёсиках, в котором сидела светловолосая девочка лет двенадцати-тринадцати в светло-голубой пижаме больничного образца и застенчиво улыбалась. Они остановили скрипучее средство передвижения около обеденного столика, развернули его спинкой к окну, расселись по краям коек и стали засыпать озадаченную девчушку бесконечными вопросами:

– А ты давно уже здесь лежишь?

– А что с тобой?

– А уколы болючие тебе колют?

– А когда обещают выписать?

Она отвечала негромко и добродушно, часто отшучиваясь, но с какой-то неуловимой ноткой горечи и безнадёги в своём тоненьком девичьем голосе. Через несколько минут простодушного «допроса» я поднялся на ноги, вытащил из прикроватной тумбочки большой апельсин и сел на стул рядом с ней.

– Вот держи, – добродушно сказал я и протянул ей светло-оранжевый плод.

– Спасибо! – с улыбкой ответила маленькая пациентка, имя которой нынче мне уже и не вспомнить, и протянула свои неимоверно худенькие ручки в мою сторону, с некоторым усилием переложив ноги с одной на другую.

«Как неестественно, – тут же пронеслось у меня в голове. – Настолько худенькие. Наверное, это из-за какой-нибудь странной болезни…» – продолжил размышлять я, однако в этот момент к нам вошла молодая девушка в медицинском халате и, быстро оглядев всех присутствующих, строго спросила:

– Чем вы тут занимаетесь? Чего от неё хотите? – после этого она подошла к коляске, аккуратно её развернула и спешно выкатила из помещения.

В тот вечер ребята в палате продолжили обмениваться своими наклейками, играть в тетрис и разминать зубами каменную жвачку, которую отковыривали пальцами от нижней части стола, а я долго не мог уснуть, думая о том, что же всё-таки являлось причиной столь странного вида этой измождённой девочки.

На следующий день я выпросился у одной медсестры, которая, как я сейчас думаю, была простодушным интерном, выйти на широкую лоджию, дабы хоть немного подышать свежим воздухом.

– Только ненадолго, – понимающе наказала она, пропуская меня за полупрозрачную белую занавеску.

Как только я подошёл к ограждению площадки, в мои окрепшие лёгкие приятно влетел тот опьяняющий и кружащий голову воздух, которым можно дышать лишь в сосновом лесу, находясь совсем рядом с озером. Я сделал несколько глубоких вдохов, поднял голову и зажмурился, наслаждаясь лучами ласкового солнца.