Безымянные

2

«В городе проживает, по одним сведениям, до 50 000 жителей, по другим – до 60 000. По результатам переписи количество значительно меньше – 42 000 человек…»

– Как ты можешь спокойно читать? У тебя вообще нет чувств?!

Бывший сыщик Николай Червинский взглянул на напольные часы с маятником. Из угла гостиной они показывали четверть третьего.

– Нужно дождаться утра. Сегодня уже ничего не получится сделать, – прозвучало чересчур спокойно и тускло.

Можно было решить, что он – хладнокровное чудовище. Если бы Ольга уже давно так не считала.

– Давай возьмем фонарь и обойдем все еще раз! – она быстро ходила из конца в конец комнаты. Почти металась.

– Мы только недавно вернулись…

– Но мы должны сделать хоть что-то! Как ты не понимаешь? Должны! – Ольга упала в соседнее кресло. В глазах стояли слезы, но она старалась не давать им пролиться. – Поверить не могу, что ты настолько равнодушен.

Жена ошибалась. С тех пор, как Червинский узнал, что дочь не вернулась домой, его тоже все сильнее глодало волнение. Только оно – никудышный помощник.

Днем прислуга привела одну Катю. Та злорадно сообщила, что сестра подралась и теперь наказана. Ольга отправила горничную обратно, и та до самого вечера послушно ждала у порога гимназии. Но потом все же не выдержала – заглянула внутрь спроситься. Сказали, что Лиза давно ушла.

Только дома дочь так и не появилась.

Червинский приподнял с подлокотника и поцеловал сухую Ольгину руку.

– Коля, что с ней случилось? Она никогда так не поступала. Всегда предупреждала заранее, если собиралась к кому-то зайти. Я же лично знакома со всеми девочками, с кем она дружит, и с их матерями…

Но Лиза у них не гостила. Червинские обошли не только подруг, но и простых одноклассниц, не считаясь с ночным часом и приличиями. Дочери нигде не было, и никто ничего не знал.

Что ответить жене? Что все будет в порядке? Но бывший сыщик сам в это не верил.

– Завтра мы все выясним, Оля... Девочки спят? – попытался ее отвлечь.

– Да. Я только от них.

– Приляг и ты, отдохни немного.

– Я не могу!

– Постарайся. Тебе нужны силы.

– Налей мне коньяку.

Необычная просьба для поборницы трезвости.

Червинский взял с кофейного стола бутылку, наполнил стакан на треть. Ольга выпила залпом, закашлялась, но потом попросила еще. Руки ее дрожали.

Три повтора сделали свое дело – она свернулась в кресле и задремала. Накрыв жену покрывалом, Червинский налил и себе.

Вернулся к газете. Лучше заполнить голову малозначимой чепухой. Уснуть сегодня он бы точно не смог – и коньяк тут, увы, бессилен.

Но та безликая заметка под заголовком «По другую сторону», что начиналась, как сводка статистики, обманула – нанесла удар исподтишка.

«То, что представляет собой этот город, становится ясно еще на пути к нему. Ежедневно на главной дороге совершаются грабежи и убийства. А если вам и посчастливится добраться живыми, то едва сойдете с повозки, как будете ограблены при свете дня прямо на глазах у полиции. И не пытайтесь сопротивляться – иначе пополните ряды безымянных тел, что постоянно свозятся на окраину. И все это – в самом центре города…»

Некий «Путешественник», поделившись впечатлениями с газетой, ничуть не преувеличил. Более того, он о многом, к его счастью, и не догадывался.

Город с каждым месяцем все больше показывал свое истинное лицо – то, которое Червинский прежде не замечал.

Преступления не просто стали обыденностью – они поражали жестокостью. И происходили они не где-то в недрах оврага, а прямо тут, рядом. Наверху, в приличных кварталах.

На глазах.

Однажды Ольга вернулась из лавки сама не своя. Расплакалась:

– Дмитрия Михайловича зарезали. Говорят, беспризорники. Портсигар его потребовали – помнишь, тот, позолоченный? Памятный подарок – вот и не захотел отдавать…

Он был чиновником, соседом из дома напротив. 

Цирюльник, которого посещал Червинский, пару месяцев назад покинул город – после того, как его жену поймали в переулке рабочие.

Люди с завода Свиридова и мануфактур напивались до безумия, а потом дебоширили на улицах – разбивали стекла в домах и витрины в лавках, избивали бродячих торговцев и малолетних газетчиков.

И, конечно, все вокруг крали. Стоило оставить без присмотра даже никчемную старую шляпу – как она тут же ускользала из-под самого носа.

Полицейские участки, исправительные дома и тюремные замки ломились от постояльцев – однако на смену одним негодяям, покинувшим улицы, немедленно приходили другие.

И в этом нет ничего странного: проблема города заключалась не в пешках.

Здесь правили бал тени. Они и разрушили чуть более года назад карьеру сыщика.

Теперь он больше не мог поступить на службу. Никуда. В глазах общества Червинский стал отъявленным негодяем.

Раз – восемь душ на совести.

Два – его поймали за руку на помощи тому, кого обязан был задержать.

Три – полицейские едва не целовали икону, подтверждая, что по приказу Червинского пролилась кровь свидетеля.

Конечно, он пытался оправдаться – как и любой преступник. Да только кто бы ему поверил?

И, хуже всего, так считала и Ольга. Нет, она не устраивала сцен – смирилась и по-христиански терпела. Несла свой крест. Но свет ушел из прежде солнечного дома. Все стало иным. Все сломалось.

Червинский лишь чудом избежал каторги. Пришлось играть по местным правилам – другого выхода не осталось. Он задействовал семейные связи. Старый друг убитого дяди, отставной полковник, дал нужные взятки – на них и ушли деньги с продажи дядиного особняка и почти все собственные сбережения.