Безымянные

21

– Папа, проснись! Ну, проснись же! – и задорный смех.

Воскресенье. Редкое из тех, когда не нужно спешить по служебным делам.

В ответ отец мычит и переворачивается на другой бок.

– Ну, папа же! – возня над головой не унимается.

Он делает вид, что не слышит. Поспать бы еще часок.

Но тут его звонко целуют в самое ухо – так, что болезненное эхо дрожью пробегает по всему телу. Схватившись за голову, он садится на постели.

– Где мама? – спрашивает грозно. Но суровый тон никого не пугает.

– Ушла с Катей в церковь, – смеются в ответ.

– А ты почему не с ними?

– Так я болею… Вот, папа, смотри. Я тебя нарисовала.

Лиза протягивает листок. На нем карандашный набросок. Нечто вытянутое, все укрытое завитушками – мало похожее на человека. Хочется верить, что портретного сходства не вышло.

– Нравится?

– А как же, – смеется отец и протягивает руку, чтобы погладить художницу.

Но она исчезает.

…Червинский дернулся. Он задремал за столом гостиничного номера, где коротал остаток ночи.

Кофе совсем остыл.

Если бы только знать заранее, что все так быстро закончится. Он бы куда больше ценил такие воскресные утра. Как, впрочем, и все остальные дни.

Червинский глотнул холодный кофе. Неприятный вкус.

Подумал об Ольге. На душе стало неспокойнее прежнего. Неприятно они расстались, тревожно… получается, в пятницу – уже целых два дня прошло.

Как там они? И когда Червинский их снова увидит?

Да и будет ли такая возможность?

Сожаления и сомнения… Нельзя позволять им говорить. Бывший сыщик снова достал фотографии. Взглянул, хотя и без того помнил все, что на них происходило, в деталях.

Теперь он ясно видел всю картину. Нить его подозрений с самого начала вела в нужном направлении, но без подсказки он бы даже не додумался заподозрить сына самого Одинцова.

Молодой развращенный негодяй, в самом деле, ездил на черном автомобиле отца. Очевидно, с шофером головы, который, как и сам Одинцов, без сомнения, знал все о происходящем. В часы, когда улицы пустынны, Владимир – курносый, худой, прыщеватый, бесцветный – высматривал на них сирот. Он совсем не хотел привлекать внимание города к своему занятию, а этих детей – и тут Репина нисколько не ошибалась – никто толком и не хватился.

Выбрав жертву, молодой Одинцов просил показать дорогу, очевидно, обещая плату. Наверняка кто-то и отказывался. Но в просьбе незнакомца не было ничего необычного – так что дети не придавали ей значения и быстро забывали. Тех же, кто соглашался, он вез во флигель. Очевидно, пройти в него можно и другим ходом, минуя дом. Но ведь и во дворе головы всегда многолюдно... Тем не менее, никого из просителей не заинтересовало, что там происходит. Да и могло ли? Всему городу известно, что у головы шестеро детей. Мало ли, кто из них или их друзей идет через двор со старшим братом. И если даже жертву тащили насильно, это в глазах окружающих могло значить только то, что малыш напроказил.

Дальше жертвы оказывались в подвале каменного флигеля. Даже если и звали на помощь – оттуда ничего не услышать. Там они проводили, очевидно, одну – две недели – пока не надоедали. Ведь, судя по найденным телам, своей смертью не умер никто…

А после – отправлялись на брошенный заболоченный участок рядом с домом. Удобно. Вероятно, все тот же шофер и помогал с перевозкой тел. А может, их убивали прямо перед тем, как закопать в болоте.

Одинцов знал. Но все ли? Ведь он сам предложил Демидову этот участок. Можно предположить, что ему было в общих чертах известно о том, что происходит, но он закрывал глаза и не пытался выяснить подробности. Так что, сам того не желая, невольно навредил сыну.

Однако после нежданного визита Червинского во флигель, Одинцовым, судя по всему, все же пришлось обсудить детали и даже кое-что срочно исправить. Иначе голова не стал бы так уверенно зазывать туда гостей. Все-таки бывший сыщик не думал, что Одинцов намеревался просто запереть неугодных в подвале. 

Так или иначе, доказать причастность Владимира к убийствам невозможно. Одинцов этого не позволит, и, вероятно, найдет способ устранить тех, кто попытается навредить его семье. Он любой ценой будет защищать своих близких.

Это сделает и Червинский.

Там, куда он собирался отправиться после рассвета, его, скорее всего, ждал отказ. А может, что и похуже. Но что он терял?

Для него уже давно все кончено.

Но если и там ничего не выйдет, он все равно попробует сделать то, что задумал. Конечно, в таком случае шансов, что все получится, практически нет. Но он рискнет. 

***