Биохимия против

4

Чтобы не заснуть и коротая время, я вывел на панель шлема, — запаса кислорода ещё хватало на три часа, — отчёт Десятова "о положении дел на планетоиде P-145-F". Пронырливый лазутчик успел до ареста и здесь пошнырять немало.

Как я и думал, скучать не пришлось. Оставив в стороне пропаганду вступления и общие места о подневольном труде работников, а также принадлежности рудников Хопкингсу, да-да, тому самому адмиралу, что могло быть правдой, как я теперь понимал, а могло и не быть, я сосредоточился на более конкретной информации.

События, согласно Десятову, развивались так.

Неделю назад одна из бригад, находясь в шахте, внезапно оказалась вусмерть пьяной. Горняки бросили инструменты и начали водить хоровод вокруг вагонетки, распевая похабные песни. Подниматься наверх наотрез отказались. Был послан отряд надзирателей (так выразился Десятов), который также подвергся алковоздействию неизвестной природы. Дальнейшее распространение вируса, (или излучения — пометка Десятова), происходило согласно закону цепной реакции: заражённый человек прикасался к ещё здоровому, и тот мгновенно становился больным и заразным. Никто не успел ничего понять, как уже большинство работников рудников сутки спустя было в отключке. Добкинс связался с командованием СС и объявил карантин.

Следующие два дня прошли в неравной борьбе за ресурсы. Больные старались "поправить здоровье", захватывая склады с продовольствием, или закуской, по их выражению, а также по доброте сердечной приглашая здоровых разделить с ними удовольствие "на троих". Отказ воспринимался пьянчугами негативно, вызывал агрессию. Именно в этот момент прибыл Четвёртый Флот СС во главе с Хопкингсом, однако было уже поздно. Лишь несколько человек, включая Добкинса, оставались незаражёнными.

Попытка эвакуации провалилась. Первая же группа спасённых ещё до подлёта к карантинному судну потребовала "воды минеральной с привкусом клубники, разбавленного апельсинового сока и сушёной рыбки". Двое врачей, работавших в "алконариуме", сами заразились, после чего клуб "Пьяная лавочка" был закрыт для новых членов и обслуживался только роботами.

Далее Десятов начал распространяться про страшную опасность, нависшую над всем человечеством, бездушие властей, неспособность организовать эффективную работу с заражёнными, и я перестал читать.

Тюлькин сопел, посвистывал и пускал пузыри. Видимо, фаза быстрого храпа сменилась чем-то более спокойным и приятным. Совсем не хотелось его будить. Я отвязал его от стула и аккуратно положил набок.

Нападавшие застали меня врасплох. Не успел я разогнуться, как уже был схвачен ворвавшимися молодчиками. Двое крепких амбалов держали меня под руки, третий стоял за спиной. В дверях застыл ухмыляющийся Добкинс с бутылкой в руке.

— Снимите с него шлем, — приказал он.

Я понял, что они собираются сделать, но не понимал, зачем.

— Адмирал Хопкингс…

— Плевал я на адмирала! — перебил меня Добкинс. — Я уже заражён, и мне отсюда не выбраться. Нам всем отсюда не выбраться.

С меня сорвали шлем. Добкинс плеснул из бутылки мне в лицо. Я замотал головой, стряхивая жидкость, но она уже попала в глаза и нос.

— Держите голову.

Моё лицо обхватили грубые мозолистые руки. Добкинс зажал мне нос. Я дёргался, но всё было бесполезно. Легкие горели, требуя воздуха. Я открыл рот, и в горло полилась отрава.

— Бросьте его, — распорядился Добкинс, — он уже заражён. Идите.

Молодчики отступили. Я осел на пол и закашлялся. Голова кружилась.

— Свободны, — повторил приказ Добкинс.

Амбалы потоптались и вышли из комнаты.

— Вы думаете, адмиралу есть дело до нас с вами? — задал риторический вопрос Добкинс и сам же на него ответил. — Нет. Хопкингсу нужно вот это.

Он достал из шкафа комок серой глины, в котором угадывалась человекоподобная фигура:

— Этот артефакт способен изменять реальность.

В глазах двоилось. Всё тело сотрясали судороги. Голос Добкинса плавал назойливой мухой где-то в районе макушки. Смысл его речи я скорее угадывал, чем осознавал напрямую.

— Машина выполняет желания. По-своему, конечно. Без волшебства. И первым на неё наткнулся Тюлькин. Дурак. Он ничего не понял. Болтал всякую чушь, держа машинку в руке. Что его не ценят, что ему не хватает веса в обществе. Машина поняла всё по-своему: добавила веса, укоротив в росте. Прибором надо уметь пользоваться. А не так…

Добкинс плюнул в сторону спящего Тюлькина. Тот заскрёб ногами и сладко причмокнул. Нестерпимо хотелось выпить. Чего угодно. Я присосался к питьевой трубке своего скафандра.

— А, пробрало, — заметил Добкинс, с удовлетворением глядя на мои мучения. — Ничего, привыкните.

Я оторвался от родника жидкого счастья и, с трудом ворочая языком, спросил: