Битва с драконом

Битва с драконом

БИТВА С ДРАКОНОМ

Я захожу в пещеру, в одной руке меч, в другой — щит. Лучше бы факел или свеча, но когда идешь на чудовище, то лучше все же щит.

Из пещеры доносится отдаленный грохот, несет жаром, по сводам пляшут красные отблески. Немного помявшись у входа, я все же шагаю внутрь, выставив меч

Отсветы далекого огня стали ярче, сместились и запрыгали, смыкаясь вокруг. Из глубин горы выползла и надвинулась на стены огромная горбатая тень. Я с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. Дракон выползает! Пальцы судорожно сжались на рукояти меча, аж больно стало. Я поднял щит повыше, чтобы металлический круг разбил первую струю огня.

Тяжелое шарканье. Покашливание. Тень выросла еще, поглотив пещеру, — и резко уменьшилась. Из темноты выступила сутулая фигура с фонарем в руках.

— Пап?

— Сынок? Ты что тут делаешь?

— Это ты что тут делаешь!

Он чихнул.

— Ну и пыль… чудовищем на полставки подрабатываю. А ты думал, откуда деньги в доме берутся?

— Но… я думал, ты сапоги тачаешь…

— На сапогах много не заработаешь. Учебу твою оплачивать надо? Матери платье новое? Младшему телефон приличный, опять же… не напасешься добра на вас. Ты почему здесь? Уроки сделал?

— Нет, я, собственно…

— Тогда марш домой. Вовку с продленки забери, посуду помой, пока мать с работы не вернулась. Быстро! У меня тут герой скоро должен объявиться. Попить нету? Я забыл взять, горло пересохло. Жарко здесь…

Он кашлянул, прикрывшись рукавом. Ошарашенный, потеряв дар речи, я протянул ему пол-литровую бутылку с водой. Он жадно сделал несколько глотков и вернул остатки.

— Ну, давай, не мешай работать.

И убрел вглубь горы, унося фонарь. Я машинально вышел и начал спускаться по тропинке в сторону города, чьи крыши виднелись внизу.

Однако ветер быстро освежил голову. Опустившись на камень, я положил на траву у ног меч и щит, потер лицо. Что за чепуха? Вздохнув, опять вооружился и двинулся наверх.

Отец сидел у входа в пещеру и при виде меня сурово сдвинул брови.

— Что еще? Я же сказал тебе идти домой! Кто Вовку заберет?

— Слушай, я вообще-то герой. У меня щит, меч…

— Что ты несешь?! — прикрикнул отец. — Хватит играться в детские игры, повзрослей уже! Что, мать с сумками после магазина в школу потащится?

Я вспомнил, какая уставшая приходит мама с работы. Лицо бледное, на щеке бьется синяя жилка. От сумок с продуктами у нее могла начаться мигрень, а еще часто кололо в боку, она сгибалась, держась за перила, и пыталась сделать хоть вдох — но между ребрами так болело, что получалось лишь заглотить чуточку воздуха. Она часто жаловалась, но все жалуются, я никогда всерьез не воспринимал, а однажды спустился, чтобы помочь, она обычно снизу звонила, чтобы я по лестнице поднял тяжести, а тут она сама пошла вверх с сумками, я не сразу от компа оторвался, — и тут она стоит и воздух ртом хватает, согнувшись, за сердце держится… как я перепугался тогда! Будто прямо сейчас помрет же.

«Мам, ты чего?» «Да все в порядке, сынок, скоро пройдет. Сумки вот возьми. Пройдет, пройдет, не бойся. Лечь бы только…»

А отец на работе. Теперь понятно, где он до ночи пропадает.

Понурившись, я опять начал спускаться. Не хочу, чтобы она весь вечер валялась в кровати с мокрой тряпкой на лбу и стонала. Я бы мигрень запретил. И сумки бы запретил.

А Вовка и сам дойти мог бы до дома, всего-то два квартала пёхать, подумаешь, проспект пересечь, там и светофор, и подземный переход — только дурак не перейдет…

Распалившись, я бегом взбежал обратно на гору и заскочил в пещеру, тяжело дыша. Отец стоял, сложив руки на груди. На этот раз он и слова мне сказать не позволил.

— Плевать на мать, на брата, вижу? Хорошего сына я вырастил, ничего не скажешь. Доброго, заботливого, верного семье… — яд так и сочился. И вдруг он рявкнул: — А ну пошел вон! Раз сам не понимаешь, так я объясню, неделю сидеть не сможешь! В школу загляну да с директором потолкую, кто тебе внушил эту идиотскую мысль. Всю вашу компашку накажут, уж я позабочусь! Всех твоих друганов дома вздуют, и я тебе потом добавлю от себя, чтобы накрепко запомнил, что можно, чего нельзя!

Рев разносился над долиной, в горах задрожали скалы, готовясь обрушиться камнепадом на тропы и дороги. Зажав уши, я позорно бежал, побросав меч и щит.

Только ближе к подножью остановился, увидев огни города. Синие сумерки окутали долину, окна домов мерцали, напоминая о тепле очага и готовящемся ужине. И о долге. О договоре, который со мной заключил бургомистр от имени жителей. Герой — это я, и это значит: я должен вернуться. И победить.

Родного отца?

Он сидел в глубине, возле жаркого горнила. Меч и щит лежали рядом, и он готовился отправить их в топку, в жерло вулкана, в небытие и безвременье.

— Стой! Верни их мне!

Отец вздрогнул, быстро обернулся.

— Не ожидал… — проскрипел он. — Уж после всего, что я сказал… чего ты добиваешься?

— Я герой. У меня договор с жителями! Я обещал избавить их от чудовища…

— Это ты батьку, значит, обозвал чудовищем? — прищурился он. Глаза возле огня отсвечивали красным, зрачок вытянулся, как у кошки. Или змеи.

— Послушай, когда-нибудь это должно было случиться. Я вырос, пойми ты это. Я взрослый. Я могу совершать поступки! В конце концов, мне восемнадцать. Имею право!

— Ах он право имеет… мальчишка! Дерьмо собачье ты, а не герой! Ты в зеркале себя видел?! Прыщи на всю морду, а туда же, в герои лезет. Ты хоть сколько-нибудь заработал за свои восемнадцать лет? Это я тебя кормлю, если ты забыл. Одеваю, покупаю твои чертовы гаджеты… лучше бы машину отремонтировал. Ты даже меч держать не умеешь! Кто тебя учил? Учитель физкультуры одноногий, дезертир двух войн? Сопляк! Вонючка! Ты никто и звать тебя никак, понял? А ну иди сюда, я тебя за ухо возьму да в город отведу, спрошу там, кто это догадался недоросля и неуча в герои определить!