Бланманже

Бланманже

              Привет. Меня зовут Евгений. Мне двадцать лет, живу с родителями, учусь на заочном, работаю в продуктовом супермаркете. Жизнью доволен. Вполне. Работой тоже. Раскладывать упаковки по полкам изо дня в день, выискивать просроченный товар — увлекательнейшее занятие! Шучу. Но правда работа не хуже прочих. Не напрягает.

              Зато на этой вот работе я познакомился с ней. С Манькой.

              Сперва отношения складывались осторожно: «Привет-привет. Тебе помочь? До завтра!» Однако очень скоро мы оба поняли взаимовыгоду от нашей дружбы. Во-первых, нас с ней сразу же стали воспринимать как парочку: болтаемся по магазину постоянно вместе. И слишком уж мы похожи, как бывают похожими только хозяин и собака или двое влюбленных. Нет, ну оба в форменных футболках и джинсах — это понятно. Но роста примерно тоже одинакового. Прически похожи — оба с русыми хвостиками. Волосы не слишком длинные, если распустить, чуть ниже плеч получаются. Не сказать, чтобы я такой весь из себя метросексуальный специально шевелюру отращиваю, как у девчонок, чтобы всех покорять, небрежным жестом отбрасывая эмо-челку назад… Хотя я вообще-то отращиваю, да. Просто это не я выпендриваюсь, это у нее не по-девичьи наплевательское отношение к своей стрижке. Вернее, полное отсутствие стрижки как факта, если не считать более коротко обрезанной челки по брови: вкривь и вкось обкромсанной самостоятельно перед зеркалом.

              Комплекция?.. Машка заметно мощнее меня. Раза в полтора тяжелее по весу, честно сказать.  Нет, она не производит впечатление толстой, про таких говорят обычно «кость широкая». Своей аппетитной попой она великодушно прикрывает меня от внеочередного стояния за кассой в час-пик. А не менее выдающимся бюстом отвлекает вечно злого на меня охранника.

              Поясню: панически боюсь стоять за кассой. Не по-мужски трусить, но что поделать? Жутко боюсь ткнуть не на ту кнопочку и обсчитать покупателя или обсчитаться самому. Чтобы потом без зарплаты остаться? Нет уж, увольте! Упс, не хочу увольняться, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

              Собственно про охранника: у него зуб на нас обоих. Сначала он пытался ухлестывать за Манькой. Ее выдающиеся формы, что задние, что передние, обтянутые одни джинсами, другие футболочкой, мозолили ему зенки. А формы у нее на зависть, мячикообразные, спортивно подпрыгивающие при движении, по размеру арифметически средние между футбольными и теннисными. Ну и вот наш хмырь не мог устоять.

              А хмырь этот ни ростом, ни видом не вышел. Впрочем, одинакового мы с ним роста. И если даже Манька выше обоих, притом без каблуков, то среди кассирш вообще есть особы, возвышающиеся на голову, рядом с которыми я мелким щенком выгляжу. А он — не выглядит. Потому что вид у него бульдожий, морда задубелая, прикус неправильный, челюстью вперед, глазки колючие, и вообще он весь какой-то квадратно-широкий.

              Разумеется, Манька от такого ухажера шарахалась, с натянутой вежливой улыбочкой и паникой в глазах.

              А меня он сперва иначе чем «3,14дэрас» не называл. Не в глаза, конечно, а в спину, негромко, шипя с плевком, чтобы покупатели не слышали. Глядел на меня, как на грязь придорожную. Нет, ну мне-то что? Зови хоть как, только не пересекай черту приватного пространства.

              Когда же Машка от него отказалась, от классного, в пятнистом хаки, с рацией, предпочла меня, совсем не крутого, безобидного, этот хмырь пару раз меня груженой тележкой как будто случайно по ноге долбанул с разгона. На том и успокоился, слава всем богам. Видимо, уразумел, что раз девка такая слепая дура — то зачем она ему вообще сдалась? А мне в спину стал шипеть другие слова, повысив меня, так сказать, до равного статуса в мужском плане. И на том спасибо.

              — Бл*, Мань, Жень! На кассу! Оба, бл*! — орал через торговый зал охранник нам, заныкавшимся в дальний угол разбирать теплые пироги по лоткам.

              В его гнусавом произношении кассирши расслышали французский прононс. Так нас и прозвали благодаря ему: «бланманже».

              Спасибо Машке и за то, что кассирши и старший менеджер перестали меня упрямо сватать к своим дочкам. Если с дочками-старшеклассницами дело обходилось смущенным хихиканьем, то дочки постарше, те, которым стукнул тридцатник или грозил стукнуть в скорой перспективе, к материнскому сватовству относились куда серьезнее, заставляя смущенно краснеть уже меня. Разглядывали пристально, изучающе, как не всякий покупатель дорогую колбасу разглядывает. Менее взыскательные находили вполне подходящими. Одаривали такими улыбками, от которых сперва челюсти сводило, а потом зубы начинали дробь выстукивать. Очухаться удавалось не скоро, лишь заев стресс парой шоколадок.

              Да, я трус, что поделать. Боюсь взрослых баб хуже, чем кассовых аппаратов. Вот такой не мужик. Не даром покупатели частенько ко мне обращаются: «Девушка, не посмотрите у кефира срок годности?» И это даже если я челку-эмо невидимками закалываю типа: вот же я! Страшная! Где вы видели таких некрасивых девушек? Губы без помады, ресницы не крашенные! Нет, зря: покупателям без разницы, они срок годности разглядывают, а не продавца. «Девушка, вы что-то совсем охрипли. Вы поосторожнее с замороженными полуфабрикатами, так и простудиться можно.»