Блики пламени

И огонь... И любовь... (жёсткая мужская проза)

И ОГОНЬ… И ЛЮБОВЬ…

(Жёсткая мужская проза.)

От Тохи.

День первый. (28 января 1977 г.)

Весёлая студенческая жизнь, особенное веселье начинается после удачно сданного экзамена… Сидя в соседней аудитории, напротив той, где шёл экзамен, а тут собралась почти вся наша группа, я наслаждался полученным «отл» по ТАУ в зачётке.

Вспоминая, как профессор, немалое научное светило, почти государственного значения по системам автоматического управления, посмотрев листочек, с решённой мною задачей, покачал головой:

– Не плохо. Ну, Антон, меня это не удивляет. Вы колебательный процесс в системе устранили оригинально. Голова у вас работает в нужном направлении.

Вздохнув, добавил:

– Да я вам уже об этом не первый раз говорю, а вы как-то…

Он выразительно кивнул на мою руку, с шишками от входящих переломов на запястье и мозолями разбитых суставных сумок на костяшках пальцев, в которой я держал ручку.

Я быстро убрал её со стола:

– Сергей Анатольевич, ошибки бурной молодости, а последствия уже не убрать.

Ухмыльнулся и продолжил:

– Ну, не буду пианистом, не велика беда. Не всем же…

Сергей Анатольевич, покачал головой:

– Заходите после сессии на кафедру.

Я уже больше года работал на кафедре ТАУ, занимался, с одним из его аспирантов, разработкой системы управления маломерными скоростными объектами, и, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что речь идёт о переносных ракетных комплексах ПВО. Но это секрет… Была дана масса подписок. А сколько добивались допуска? А сейчас работа выходила на финишную прямую. Что меня настораживало, ребята уже согласовывали поездки на шабашку, куда-нибудь к чёрту на кулички. Это уже была традиция, третье лето проводили на шабашках. А в это лето меня могли забрать на полевые испытания комплекса. Что мне совсем не улыбалось.

– Сергей Анатольевич, куда я денусь?

Он вписал в мою зачатку «отл», и я, поблагодарив и пожелав удачи, вышел в коридор, где толпились одногрупники.

– Ну? – пытливо взглянул в глаза Макар.

– А чё, ну? Гну.. – красноречиво ухмыльнулся я.

– Везёт же? – Мельник, стоявший тут же, завистливо протянул.

– Везёт паровоз, а тут учить надо. Работать! – хлопнул я его по плечу.

Отмечаем, как всегда? —спросил у меня, тоже, уже сдавший Петро.

Как будто кто-то сомневается, – засмеялся я, довольный «отлом», в зачётке.

В соседней аудитории параллельная группа сдавала электропривод, и оттуда, хлопнув дверью, выскочил Толян Алексеенко:

– Ну мужики, кажись, баба-шара пришла. – заявил, вызвав у своих оживление. Я помахал ему рукой, поздравляя со сдачей. Он ткнул в меня пальцем:

– И…?

Я поднял расправленную пятерню. С Толяном мы служили когда-то в одном батальоне., ох и давно это было, годков эдак пять. Я в пехоте таскал ротный ПК, а он во взводе ПТ (противотанковом), таскал трубу СПГ (станковый противотанковый гранатомёт), его циферок не помню.

И когда, неожиданно, столкнулись в институте, сначала недоверчиво вглядывались друг в друга, всё-таки, в батальоне одном, но подразделения, то разные. Так, иной раз сталкивались, то в казарме, его взвод размещались где-то в нашем закутке, но больше на полигоне, около ПХД (проще, полевая кухня) с котелками.

Вспомнилась казарма. Из чего её переделали? Ребята поговаривали, из конюшни. Может и так, барак с низким потолком, метров 20 шириной, а длинной немереной. Бесконечные ряды деревянный колон и двухъярусных коек. Кроме нашего бата, в ней размещался ещё и рембат. Но если мы обожали казарму, а особенно каждый свою коечку потому, что за каждые три месяца, в лучшем случае, дней десять удавалось пообжиматься с такой родненькой подушечкой, выплакать в неё горючие солдатские слёзы, да ещё на мягком мягоньком матрасике. А всё остальное время его высочество – полигон. А вот рембатовцы, постоянно в ней размещались, никуда не выезжали, потому и ненавидели её лютой ненавистью.

А у нас был очень существенный повод для восторгов и любви, на полигоне приходилось спать… Ох! Где только и не приходилось и в болотах, и на щебне, и на каких-то кочках… А зимой в снегу, на промерзлой земле, осенью под дождём, в лужах. Но это и не замечалось, спать-то, на этих кочках, приходилось всё равно не более четырёх часов в сутки, а всё остальное время, гоняют без перерыва. Вспомню, как бредём по глинистому, разбитому танками, просёлку, укрывшись плащ-палатками в промокших шинелях, на каждом сапоге по пуду грязи налипло…Так создавались условия «приближенные к боевым».

А когда недели две поспишь в условиях приближенный к боевым, то уже совсем не интересно, где спишь, главное, спишь!! После такого сна о своей коечке только и приходилось мечтать, вспоминая чистые простыни и желанненьку и такую любименькую подушечку, если ещё есть силы о чём-то мечтать.

А когда ещё на разведподготовке за трое, четверо суток поиска, заведёт нелёгкая, чёрти знает, куда вдали от ПХД… И броски с горы на гору, переходы через ущелья, ползанья по скалам… Интересно, как рассчитывают площадь страны, учитывают ли площадь всех холмов, склонов гор и ущелий? На карте всё так плоско, а в реальности…

Но вот уже за трое, четверо суток схрустели все сухари, то уже не знаешь, о чём мечтать, толи о котелке, пускай даже холодной, шрапнели (своеобразная армейская каша), или безразлично куда упасть и вырубиться… Вечные мечты солдата: нажраться да вырубиться… А работа мечта – «копчёную колбасу спиртом протирать»… Но это работа из серии «макароны продувать перед готовкой», короче, молодым салагам головы морочить.