Бог, что живёт в озере

Бог, что живёт в озере

Мир умирал.

Это случалось не в первый раз. За миллионы лет родилось и погибло бесчисленное множество цивилизаций лишь часть из которых относилась к человеческим. Множество раз мир был на краю гибели и казалось, что род человеческий, возникший в череде нелепых случайностей, вот-вот навсегда прекратится, исчезнув по собственной глупости, или по прихоти иных существ, блуждающих в звёздных пространствах, но неизменно, подобно фениксу из легенд, мир возрождался, словно вопреки самой смерти. И род человеческий, казавшийся слабым, глупым и беззащитным перед лицом вселенной, боролся, приспосабливался, сражался с врагами, многократно превосходящими его по мощи и восставал из пепла вместе со своим родным домом. Подобно человеку, приспосабливалась и планета, а вместе с ней и другие живые существа. Немалое количество видов животных и растений погибли, но вместо них появились новые.

Казалось, так будет вечно, но однажды мир, рухнув в очередной раз, не нашёл в себе сил подняться. Земля истощилась и её дети напрасно пытались найти пищу в иссохшей материнской груди. Постепенно умирали и океаны, отступая столетие за столетием. Сама атмосфера планеты, бесчисленные годы служившая надёжным щитом от опасностей космоса, ныне истощилась, став похожей на прохудившуюся одежду, неспособную более защищать от непогоды.

Цветущий мир превратился в разлагающийся труп, в котором жалкие остатки человечества копошились подобно червям, ютясь на клочках земель, сохранивших пригодность для жизни. Даже эти ничтожные остатки Земли отнюдь не безраздельно принадлежали человеческой расе. За сотни тысяч лет многие виды животных и растений исчезли без следа, но те, кто выжили и приспособились, изменились настолько, что в них едва ли можно было узнать далёких предков. Но не только потомки детей природы населяли ныне истлевающий мир. Существа из иных миров, явившиеся в час слабости человечества, не уничтожили людей целиком, но изрядно потеснили их с вершины пищевой цепочки, заставляя драться за своё существование, или в ужасе бежать, спасая свои жизни.

Мир умирал, и история рода людского подходила к концу. И всё же люди, в большинстве своём деградировавшие до дикарского, а то и полуживотного состояния, продолжали писать истории своих жизней, подобно актёрам, продолжающим играть роли на сцене, охваченной пламенем.

Сарг – разящее копьё сидел на полу в полумраке, обхватив колени. Тюремная камера, более походящая на склеп, обещала стать его последним домом, пожалуй, более уютным, чем его прежний дом в серых землях. Вскоре его существование должно было подойти к концу и нельзя сказать, что это его особенно пугало. Смерть была его спутником с малых лет и он рано свыкся с мыслью о том, что однажды она заберёт его, как уже не раз забирала членов его племени, включая близких родичей. Смерть являлась неотъемлемой частью бытия и рано или поздно ждала всех. Он и сам отправил немало людей в её объятия.

Робкий писк из угла камеры заставил его чуть оживиться. Затхлая сырость тюремных камер, губительная для людей, вовсе не смущала крыс, чувствующих себя, как дома в мрачных застенках Хоазара. Пронырливые соседи объявились в первый же день и одна из них – поджарая, с хвостом-обрубком, тут же попыталась стащить у него кусок заплесневелого хлеба, брошенного ему тюремщиками, по каким-то причинам не желавшими его смерти от голода. Злобно рыкнув, он хотел было прибить наглую воровку, но внезапно для себя рассмеялся и, оторвав небольшой кусок от своей порции, сам бросил его своей незваной гостье. Несмотря на полумрак, он кожей почувствовал на себе недоверчивый взгляд глаз-бусинок, а затем крыса, схватив подачку, резво бросилась бежать, исчезнув в бесчисленных ходах, прорытых её сородичами за сотни лет.

На следующий день она явилась снова. В этот раз она пришла не одна, приведя с собой двух мелких крысят, возможно приходившихся ей детьми. Сарг вновь кинул ей кусок хлеба, не особенно заботясь о сохранении своей порции. Голодать ему было не впервой, а смерть от голода возможно была предпочтительнее той участи, что готовили ему жители города. Крысы же хоть как-то помогали коротать одинокие дни, составляя своеобразную компанию. Не то, чтобы Сарг говорил с ними, он вообще не особенно любил много говорить, но копошение живых существ, надеющихся получить от него дары, служило для него некоторым развлечением.

В этот раз крыс пришло сразу несколько, во главе с неизменной короткохвостой пронырой. Сарг однако не мог поделиться с ними едой – тюремщик, доселе исправно приносивший скудный паёк, в этот раз запаздывал. Беспокойные зверьки нетерпеливо попискивали, в ожидании кормёжки, не решаясь однако подходить ближе к человеку, волею судьбы делившему с ними сырое помещение.

Наконец за старой дверью послышались шаркающие шаги возвестившие о том, что страж подземелий таки явился одарить узника едой. Со скрипом открылась форточка – стражники никогда не заходили в камеру лично и на опущенную дверцу поставили миску с привычным пайком.

Взяв миску с дверцы, Сарг собрался было привычно отломить кусок хлеба, но, почуяв исходящий от миски запашок, яростно взревел. Было ли это распоряжением владык мрачного города, или шуткой самих тюремщиков, но вместо обычного хлеба, миска была наполнена экскрементами.

Сарг с силой метнул миску, надеясь попасть в узкую брешь в двери, однако тюремщик, разумеется ожидавший подобной реакции, вовремя успел вернуть форточку на место и увесистая медная посудина, отскочив от стены, врезалась прямиком в кучку крыс. Быстрые, как молния зверьки, успели отскочить, избежав удара, но лишь одна из них замешкалась. Та самая, с обрубленным хвостом.

Ярость Сарга стихла столь же быстро, как поднялась. Не обращая внимания на других крыс, стремительно бросившихся к норе, он подошёл к зверьку, аккуратно потрогав тельце босой ногой. Убедившись в том, что она умерла, Сарг разочарованно хмыкнул. Будь проклят старый пень с его шуткой, лишившей Сарга единственной забавы. Сарг поклялся при случае свернуть тюремщику шею, понимая, впрочем, сколь маловероятной выглядит возможность исполнения сей угрозы.