Народная примета: не сиди на крыше, а то Георгиос йоргеет!
- Цып-цып-цып! – сманивали меня вниз с крыши дома все, кому не посчастливилось пригласиться к Никосу на свадьбу. Я лично никого не приглашала, а на крышу - тем более! И я это показала, в надцатый раз двинув ногой по лестнице и уронив сие приспособление вместе с тем приспособлением, которое на нее лезло!
Выслушав уже не просто проклятия, а заикания матом, я снова устроилась на коньке и принялась раздумывать на тему, как свить гнездо, и можно ли условно считать это гнездо шалашом. Твердо решила: не считать! - и даже не рассматривать такую возможность, ведь рай с милым в шалаше, а для меня шалаш с «милым» Никосом уже приближался к эквиваленту третьего круга Ада.
- Слезай, шалава! – это во дворе нарисовался Йоргис и взял все в свои двупалые руки. Почему двупалые? - да потому, что остальные пальцы я ему сломаю, когда слезу. Оставлю только два, в носу поковырять – не совсем же садистка.
- От шалавы слышу! – парировала я. – Не слезу!
- Тогда я залезу и надеру тебе уши! – окончательно вышел из себя Георгиос... и забыл войти обратно. Ага. Так и полез в выходном пиджаке. Бормотал:
- А производила впечатление такой обиженной, такой замученной…
- Это маскировка! – я с членовредительскими намерениями подобралась к тому месту, куда СБ-шник приставил лестницу.
Георгиос просёк и передвинул, не переставая перечислять мои грехи:
- … Скромница, хрупкая такая... Думал, дунешь - упадет. Ага! Тебя цунами не смоет!
Мы ползали с ним - он с лестницей внизу, я бдила сверху; и никак не могли встретиться два одиночества.
Наконец-то кому-то пришла в голову светлая мысль – вызвать подъемный кран с площадкой. Представляете выражения физиономий мужиков, которые приехали! Им сказали: мол, нужно кошку снять. Потому как диспетчер никак не могла понять: какая, греческий блин, невеста, и сколько нужно за нее брать денег?!
- Что она там делает? – тыкнул в меня пальцем ошалевший работяга.
- Нервничает, - заломила руки кирия (или как тут говорят сокращенно – «ка») Димитра. – Не могли бы вы поскорее ее снять? Мы в церковь опаздываем.
Я показала тридцать два зуба и ноги в трусах. Работяги застыли и начали что-то подозревать.
- А она точно нервничает? – возник следующий вопрос.
- Не видите?! – взвизгнула какая-то краснолицая тетечка в малиновой парче. – Какая нормальная невеста будет сидеть на крыше за полчаса до венчания в церкви!
Я потянулась и поправила грудь.
Работяги забыли, как давить на кнопку, и уставились, будто кролики на удава.
- Слезай сама, пакость белобрысая! – орал Йоргос, сливаясь по цвету с тетечкиным платьем.
- За белобрысую - ответишь! – горланила я в ответ. Мстительно: – Буду тебе целый день отравлять жизнь!
- Ты меня уже навсегда отравила, пакость ногастая! – изменил показания Георгиос.
- Могу добавить! – мявкнула я, не забывая соблазнительно изгибаться. Вся мужская половина шокированных гостей перешла от шока к приливам и собралась предложить мне пожениться прямо здесь и непременно сейчас… Пока Никос в церкви цветочки нюхает. Ага. А то потом очухается и ка-ак надает больно!.. Если от них что-то еще останется после того, как я слезу.
Кто, кто так предложения делает? «Я б тебя съел с косточкой, мой персик!». А ты пробовал? Когда выковыряешь косточку - приходи!
Один вообще загнул: «Эх я бы ее так пои… полюбил!». Ты себя в зеркале видел, сморчок с ушами? У тебя ж от тех ушей давно не голова, а пропеллер!
Ладно. Утро перестало быть томным. Развлекаться надоело, и я милостиво соизволила выказать желание слезть вниз и нацепить на себя савандебное платье.
Потому что если сейчас кто-то дозвонится до Никоса, и этот обиженный в лучших чувствах жених примчится сюда раненым бизоном... от дома останется только котлован! Никос все зубами разберет и переработает, чтобы меня достать. Национальная гордость! Лучше зубы потерять, чем жену. Приятно… У в Америке, например, – зубы гораздо дороже…
Работяги подогнали мне «стакан». Правда, я туда не полезла – места не хватило. Пятнадцать человек на меня одну и бутылка местного пойла – явное нарушение должностной инструкции.
И я лихо сползла по водосточной трубе прямо в руки Йоргосу. Тот так возрадовался, что сразу полез обниматься... и все больше за шею. Пришлось вмешаться и поставить его на место. Ну, правда же, когда «бо-бо» в чувствительном месте, то никуда уже идти не хочется!
- Кобыла! – интимно сообщил мне Георгиос и уполз зализывать раны на мужском самолюбии.
- Прогрессирую! – радостно сообщила я растрепанной и обессиленной свекрови. – Раньше он называл меня просто монстром!
Димитра закатила глаза и всем видом показала, как она с ним согласна, но устно донесла до невестки мысль, что поскольку она женщина воспитанная, то не будет добавлять к этому определению – чудовище, чудище (обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй), страшилище, пугало, чучело, урод, монстр, бука зверь, изверг, урод (нравственный), чудо-юдо-рыба-кит; сцилла, полифем, чимпекве, эмпуса, ламия, минотавр, тифон, дракон, пугалище, харибда, нравственная уродина (наглый повтор!), ехидна, циклоп, идолище, василиск, выродок, гриф, химера, отморозок, горгона, левиафан, чудо чудное, диво дивное и так далее.
Через час свадебное ралли подъехало к церкви, в которой по отдаленным звукам тяжелых ударов и сдавленных ругательств с трудом удерживали Никоса, яростно стремившегося наружу.
Тетеньку с пурпурным лицом в пыльном платье послали оповестить жениха о нашем прибытии.