Больше тобой не болею

Пролог

— Теть Марин, а вы не знаете, кто приходит на могилку к моему Антону? Опять прибрано, цветы свежие… — она прикусила губу и посмотрела на пожилую женщину, красящую оградку через несколько мраморных плит от нее.

Старуха обернулась и как-то странно на нее посмотрела, словно Вера дурочка и спрашивает, что-то несуразное. Отвернулась. Макнув кисть в банку с синей краской, заходила кистью вверх–вниз, добивая глухим молчанием. Вера растерянно перебирала ремешок своей сумочки. Покосилась на карточку мужа, будто тот должен ей ответить… Но, что с умершего взять?

Легкий ветерок поднял ее шоколадную шелковую прядь волос и поиграл, вплетая в волосы запах весны и первых трав. Птицы щебечут. Солнце в зените. На ярком голубом небе ни облачка.

—Живи, как жила, девка… Иногда, лучше не знать правды и спать спокойней будешь, — проскрипела тетка, откладывая кисть в сторону. Утерев пот со лба, она полюбовалась своей работой. Вздрогнула, не услышав, что Вера подошла впритык и стоит за ее спиной… Только веточка хрустнула под ботинком.

— Я хочу знать, теть Марин, — проговорила вдова и обвела глазами сельское кладбище.

Здесь недалеко похоронены родители Антона и он захотел себе место именно рядом с ними. Вере приходилось мотаться из города на электричке. В связи с финансовыми сложностями, машину пришлось продать. Почти все средства ушли на лечение мужа, еще и в кредит пришлось залезть.

— Ну, смотри, — кольнула взглядом, прищурившись подслеповато пенсионерка. Вздохнув, тяжело поднялась на ноги, утирая ладони об ситцевую тряпку, вынутую из кармана тонкой болоньевой серой куртки.

«Смотрю» — кивнула Вера, и сильнее схватилась за сумку, будто у нее сейчас все вырвут из запотевших рук.

— Ходит тут одна. С мальчиком лет пяти. Папкой он зовет… Этого, — крючковатый палец, запачканный синим, неминуемо указал направление.

У Веры колени затряслись. Слова, вроде различила и смысл понятен, а в груди все вопит: «Нет! Нет! Не мог так муж с ней поступить. Не мог!». Она мотала головой, зажав рот, чтобы не заорать вслух…

— Легче стало от правды-то? Похоронила бы все и ладно… Что уж теперь, — тетка Марина пригнулась и вынула из своей котомки пластиковую мятую бутыль с какой-то мутью внутри. — На вот, кваску пивни. Сама настаивала, не побрезгуй. Бледная какая, хлопнешься еще в обморок. Оно мне надо?

Трясущейся рукой Вера схватила бутылку. Неосознанно сжала так сильно, что жидкость подпрыгнула фонтанчиком и полилась на землю обмывая липким ее пальцы.

— Пей, говорю! — рыкнула на нее бабка, подталкивая снизу за локоть.

Вера глотала через не могу, переступив брезгливость и неприятный запах питья.

— Кто она? — спросила Вера, едва отдышавшись, после того, как залпом влила в себя около полу-литра кислятины.

Ее зашатало, будто не кваса, а самогонки хлебнула. Перед глазами сплошная пелена. К горлу подкатывает тошнота. Она присела, опав на колени. Такая слабость накатила и дурман. В висках стучит барабанной дробью… Сейчас она услышит главное. Страшное. То, от чего ее станет рвать желчью и корежить, вывернет наизнанку. Но, очень важно услышать ответ.

Быстро стирая слезы, она подняла голову. Губы кривились, предательски дрожали, собираясь складками у уголков рта… И ничего нельзя было с этим поделать. Больно, когда у тебя вышибли веру из-под ног, показали насколько ты была слепая и доверчивая идиотка. На дачу он ездил. Как же!

Вспомнились последние слова мужа: «Вер, я хотел сказать тебе… Прости меня, Вера»

Пока она ждала Антона, готовила завтраки, обеды и ужины. Лечилась от бесплодия… А после… После аварии, выгребала за предателем дерьмо и держала за руку, утешала, как могла. Говорила о своей любви… Вот куда он так рвался, навешивая на уши про рыбалку, душный город, и не политые помидоры в тепличке.

Получатся, Антошенька свои-то помидорчики черри к другой бабе подстраивал.

Ве-ра. Какая же ты… Дура! Дура! Дура!

— Говорите, кто она?! — заверещала в голос, вонзая ногти в грязь. Она знала, что выглядит жалкой, уничтоженной, практически сломленной. Трясется, как шавка побитая.

Больно, когда твой родной и самый близкий человек умирает на твоих руках? Ха! До этого момента, Вера не знала, что такое боль.

— Ты знаешь…

Бабка ушла по тропинке вперевалочку, бубня себе под нос: «Я же говорила! Предупреждала… Нет, ей надо правду знать! Сдалась всем эта клятая правда…».