Соломонович
Новый перенос пера доставил троих избранных в новую точку времени и пространства.
Лесостепная местность так до боли напоминала команде Родину, что по обоюдному согласию они решили задержаться чуть подольше в этом мире.
Разбив лагерь и приняв меры безопасности, которые вылились, в вывешивании пера на высокой жердине, по принципу «высоко сижу, далеко гляжу», в надежде отдыха и покоя от всего суматошного.
Герои (а Яков, Александр, Израиль были именно ими) тоже захотели отдохнуть, блажь, конечно, но кесарю кесарево…
Взяв лук, Яков отправился в лес на охоту. Израиль, смастерив удочку, двинулся к реке. Александр упорядочивал свои записи, причём Хосе, сотворивший свой дубликат, только меньшего размера с вечным псевдозапасом чернил, решил, по его мнению, проблему Александра в части, касающейся отражения действительных приключений путешественников… Тот в память о друге назвал этот самописец Хосе Второй.
Погода стояла великолепная…Легкая горчинка осени, плывущая паутина, лес полный изысканных лакомств - все говорило о том, что здесь действительно можно остановиться и подумать не только о душе, но и о Боге…
Изя удил долго в речке у запруды, как он их находил, не знает никто. Соломонович на все вопросы друзей, отвечал примерно так:
- Если бы ваш народ водили по пустыне сорок лет, вы бы и под толщей земли видели и чувствовали воду!
Вот только рыбалка не всегда удавалась у Избранного, примерно как сейчас…В течение трёх часов ни окунька, ни карасика, ну ничего не клюнуло в тихой заводи.
Кормя комаров и терпеливо подёргивая самодельный поплавок, Соломонович ждал своей жертвы, как расчетливый убивец с большой дороги.
Взмолившись, он укорил Бога за то, что тот не бросил все дела и не послал бедному еврею желаемого улова.
Бог ответил ему подёргиванием поплавка…
Рывок - и на бережке бьётся чудо чудное, диво дивное. Рыба, да непростая, а золотистая, в переливах чешуи играли искорки, отражающиеся в каплях озерной воды и солнце, что придавало рыбе, антураж драгоценного украшения.
Рот её был полон зубов и на голове не наблюдалось никаких отличительных признаков мифически - креативного происхождения.
- Класс! – Изя отбросил удочку, - Это ж надо, вот свезло так свезло, пацанам покажу, обзавидуются. - Изя обошёл рыбу по кругу почёта.
- Отпусти меня, выполню всё, что пожелаешь, в пределах разумного. -прошелестело в воздухе, - Отпусти, два желания любых…
- Ага, классиков я уважаю, они врать не будут… Или вы думаете иначе?
Рыба дёрнулась на берегу.
- Чего хочешь? Бессмертие? Золото? Дворцы? Гаремы?
- Как минимум трёх желаний!
- Да будет по слову твоему! - рыба как будто удовлетворенно улыбалась.
Изя, взяв в руки рыбу, бросил её в воду, немного сожалея, что нельзя будет похвастать таким уловом.
- И так? – голова рыбы высунулась из запруды.
- Желаю, Желаю, Желаю…- Изя затанцевал по берегу, не зная, чего бы сейчас пожелать такого…
- Уважаемая, я хотел бы, оставить в качестве бонуса, право подумать. Или вы предлагаете мне дополнительные желания потом… Думать?
- Ладно! Когда что-нибудь захочешь, просто щёлкни пальцами и чётко произнеси желаемое…- рыбья голова исчезла, а пузыри сложились во фразу: « Бойся желаний, они сбываются!», правда, очень быстро всё пропало, потому счастливый Коган поспешил выкинуть предупреждение из головы.
Изя, закинув удочку в кусты, пошел в сторону лагеря, чело его всё больше омрачалось. Жадность и желание похвастаться распирало душу Богоизбранного.
Лагерь встретил Когана разноголосьем, не придав этому значения, он направился в просвет между деревьями, по тропинке, что вела к друзьям.
Смело, ступив на опушку, Изя опешил…
Вокруг Александра сидели несколько человек и о чем-то оживленно говорили… Но вот одежда, та, что бросилась сразу в глаза завхозу периферийного ДК, она была похожа на ту, что когда-то он видел у своего рабби Авраама Исаака га-Когена Коока на вышитом куске гобелена, он же в свою очередь говорил, что так были одеты предки евреев, которые выбирались из земель Фараоновых.
Не видя сразу Якова, Изя стал оглядывать лагерь. От души отлегло…
Переступив черту лагеря, он отметил, что речь незнакомцев, стала понятна, напоминая ему о чем-то забытом из детства, когда речь Учителя служила путеводной звездой, и как всё стало стираться из памяти, когда Рабби эмигрировал.