Борода синего цвета

Борода синего цвета

БОРОДА СИНЕГО ЦВЕТА

-Энн, проснитесь же, наконец! – это был голос старухи, она говорила по-немецки. Это был ее родной язык. Спящая Энн была родом из Чехии, и этот язык недолюбливала, но по долгу службы пользовалась только им, и даже думать заставляла себя по-немецки.  Старуха стала тормошить ее за руку, Энн вздрогнула и проснулась.

-А что, уже утро?

-Увы, нет.

«Когда же она подохнет?», - подумала проснувшаяся компаньонка, а, на самом деле, просто прислуга-приживалка Луизы-Евгении де Винсбург-Геш, эрцгерцогини  Австрии, в замужестве принцессы Баварии, которая имела множественные кровные связи со всеми европейскими королевскими династиями и была самой богатой (по данным журнала «Форбс») землевладелицей в Европе.

-Я уже встаю, миледи, - пробормотала Энн услужливым голосом. Старуха требовала, чтобы к ней обращались именно так – миледи. Хотя в более официальной обстановке обращения к ней были иными: Ваша светлость - Euer Gnaden.  

-Тебе вредно столько спать в твоем возрасте. Ты заплывешь жиром. А это очень вредно. Мало есть, мало спать – это теперь наш девиз.

-Помилуйте, - прошептала Энн, посмотрев на часы, - первый час ночи.

-Ты прекрасно знаешь, что у меня бессонница, так что вставай, мы сходим в комнату к Альберту. Я должна побыть там…  А то я вовсе не усну. И разбуди наших верных псов.

-Как прикажете.

Энн накинула халат и побежала будить телохранителей. Последние лет пять после попытки кражи картин из восточной залы старушка жила в своем замке под бдительной охраной. Она решила больше не экономить свои средства. Она швыряла ими по малейшей своей прихоти направо и налево. Но их почему-то не становилось меньше. Это все знали и уважали ее еще больше.

Мерной процессией они двинулись на следующий этаж замка, где была комната покойного сына миледи Альберта. Юный Альберт еще в восьмидесятых годах прошлого века сбежал от маман в Париж, где пустился во все тяжкие, а через два года погиб не автокатастрофе, разогнав свою машину почти до скорости звука. Вещи, которые остались от него, включая привезенные из Парижа, маман бережно хранила в его комнате. Последнее время она, страдая бессонницей, часто приходила сюда, пересматривала его детские рисунки, фотографии, трогала его рубашки и свитера, а потом возвращалась к себе и погружалась наконец-таки в долгожданный сон. Это превратилось в какой-то ритуал. Охранники зашли первыми. Они проверили безопасность, а затем вышли и встали около дверей. После этого в комнату вошли две пожилые женщины в розовых струящихся халатах и остроносых тапках, будто феи из арабской сказки.

-Энн, я давно не пересматривала содержимое чемодана. Достань мне его.

«Ну, почему бы не попросить об этом этих мужланов?», - подумала Энн, а вслух сказала:

-Да, миледи, сию секунду!

Она рассчитывала быть упомянутой в завещании и купить на старости лет уютный домик на морском побережье Италии. Поэтому она взгромоздилась на синий, отороченный золотой тесьмой пуфик времен династии Габсбургов и потянулась к верху старинного шкафа. Чемодан оказался тяжелее, чем она рассчитывала, и он тут же рухнул с большим грохотом  вниз.

В комнату вбежали охранники. Миледи выругалась весьма приличными словами. Охранники, не обнаружив угрозы, ретировались на исходную. Чемодан, открыв пасть, вывалил часть содержимого. Миледи подошла и тронула ногой крышку. Оказалось, крышка была с секретом. И только сейчас, спустя столько лет, старый чемодан решился открыть свою тайну.

-Что это?

-Где, миледи? Вы давно все пересмотрели… много раз.

-Что это, Энн?

Энн подошла и открыла потайное дно крышки. Там лежал листок, свернутый вчетверо и несколько целлофановых пакетиков с белым порошком.

-Подай сюда, - скомандовала миледи.

-Возьмите, но, по-моему, это наркотики,- безразличным тоном сказала Энн и подала находки хозяйке. Своими морщинистыми пальцами старушка раскрыла листок и поднесла его к настольной лампе. Потом почему-то грозно посмотрела на Энн, спрятала листок и целлофановые пакетики в карман халата и молча пошла назад, предоставив Энн некоторую свободу действий в отношении чемодана.

Когда уставшая и злая Энн вернулась, старушка бодро говорила с кем-то по телефону. Она отдавала какие-то приказы, но, заслышав шаги Энн, умолкла. «Всем бы в ее 80 лет быть с такой памятью и хваткой, просто газель или серна какая-то», - прошептала  Энн, а сама произнесла:

-Я все сложила, миледи.

-Ложитесь спать, моя дорогая, я вас замучила сегодня.

Это было что-то невероятное. Старуха очень редко говорила кому-то «моя дорогая», а уж, тем более, извинялась. У Энн закрались какие-то смутные подозрения. Что же в той бумажке? Уж больно радостно выглядит старушенция. Что же она могла там найти? Стихи Альберта? Его распорядок дня или любовную записку? Зачем тогда звонить посреди ночи кому-то? Нет. Тут что-то не так. Энн должна прочитать записку. Нужно не спать и ждать. Когда-нибудь старушенция уснет…

На следующее утро Энн, улучив минуту, уже звонила Амалии. Та доплачивала ей за присмотр за своей двоюродной теткой, «мало ли что», ведь информация правит миром… Она перечитала Амалии скопированное найденное письмо слово в слово и попросила за него дополнительную сумму. Амалия согласилась не думая. В голове ее в этот момент бушевали два чувства – гнев и страх. Чувства чувствами, но надо же что-то делать. Она потребовала копию записки и, коварно  подмигнув своему прекрасному отражению в зеркале, пошла звонить.