4 марта 1770 год, Бостон, провинция Массачусетс.
Серый свет ещё зимнего солнца тускло пробивался в бостонскую тюрьму через оконца, частично занесенные снегом. Старое кирпичное здание стояло холодным то ли от погоды, то ли от внутренней тюремной атмосферы. От одного лишь пребывания в этом душном месте появлялось неприятное чувство напряженности и страха, длинные тесные коридоры и запертые камеры оказывали непримиримое давление на заключенных и солдат, стоящих на посту.
У одной из камер, предназначенных для временного содержания преступников, в напряжении стояли два рядовых полка морской пехоты, держа мушкеты в позиции «на плечо» – Хью Монтгомери и Томас Уилкинсон. Рядовые дожидались капитана Престона, который на тот момент проводил допрос тет-а-тет таможенника Эбенезра Ричардсона, повинного в смерти одиннадцатилетнего мальчика. Тяжелая и толстая запертая снаружи дверь заглушала диалог офицера и осужденного, потому было невозможно понять, когда Престон закончит допрос.
Допрос длился уже больше часа, и ноги рядового Уилкинсона от усталости начинали потихоньку затекать. Он бы и вовсе уснул, стоя на посту, если бы мертвую тишину тюрьмы не нарушали редкие возгласы двух тюремщиков, которые дальше по коридору сидели за столом и играли в кости. Уилкинсон то и дело с презрением смотрел в их сторону, слушая солдатскую брань и звон проигранных шиллингов. Наконец, он не стерпел, и выкрикнул:
– Господа, к вашему сведению, азартные игры запрещены военным уставом! Я вынужден просить вас прекратить сие действо, пока капитан не вернулся.
Тюремщики мотнули головами в сторону рядовых, и один из них нагло откликнулся:
– Стой смирно, морячок, иначе трибунал тебе обеспечен, скажем, за попытку умышленного освобождения заключенного. Мы с Робертом тому будем свидетели. – он кивнул на товарища и тот подхватил:
– Да! Усохни, салага!
В этот момент в дверь камеры постучали изнутри. Рядовой Монтгомери, с чьей стороны был замок, дернулся и поспешил сдвинуть холодный засов, отпирая дверь. Та с режущим уши скрежетом отъехала в сторону, и из камеры вышел капитан Престон, одной рукой придерживая висящую на поясе саблю, и со стопкой исписанных бумаг в другой. Рядовые тут же перехватили мушкеты, взяв их двумя руками за цевье и вытянув их вперед.
– Вольно, – мягко сказал капитан, окинув взглядом своих подчиненных, и спокойно, но отчетливо сказал тюремщикам, которые тут же повставали с мест и спрятали кости: – господина Ричардсона держать до окончания расследования. Дальнейшую его судьбу решит суд.
– Но почему он не подождет у себя дома? – с глупой интонацией поинтересовался тюремщик.
– Да потому, джентльмены, что теперь стоит ему вернуться к себе домой – и толпа растерзает его. – сдержанно пояснил капитан и, махнув рукой рядовым, направился на выход, а те двинулись за ним. Ступив за порог, на троицу солдат моментально обрушился поток свежего прохладного воздуха с редкими снежинками. Однако и тут, снаружи, царили напряжение и тревога, нависшие над Бостоном с 1768 года.
В октябре 1768 в столицу колониальной провинции прибыли два регулярных полка – четырнадцатый и двадцать девятый, в котором и служил рядовой Уилкинсон, дабы поддержать таможенников, на чьи головы пришелся гнев горожан, вызванный заоблачными пошлинами на товары, импортируемые из Великобритании. Причиной увеличения налогов было обеднение казны после участия в Войне с французами и их союзниками индейцами, закончившейся для Британии безоговорочной победой. После заключения Парижского мирного договора, к английским североамериканским колониям добавилась вся Канада, бывшая раннее во владении французской короны. Однако цена победы дорого обошлась Парламенту, где и было принято решение ввести акты Тауншенда, поднявшие налоги, изымаемые с колоний, до небес. Колонисты горячо встретили реформы, призывали к бойкоту импорт из метрополии, а те, кто отказывался принимать участие в бойкотировании, страдали от притеснений подавляющего большинства.
После прибытия войск ситуация в Бостоне, напротив, лишь усугубилась – происходили стычки между горожанами и солдатами, многие колонисты собирались в мелкие кучки, скандируя против короны и политики Британии. Солдаты же, в свою очередь, наводили порядок на городских улицах, разгоняя бойкотирующих, но главным противником королевских сил стали объединившиеся колониальные радикалы, прозвавшие себя «Сынами Свободы». Эта подпольная шайка занималась пропагандой против британского режима, подбитием горожан на протесты и развешивая анонимные листовки, провоцирующие новые недовольства.
Последней каплей перед штормом стала гибель одиннадцатилетнего Кристофера Сайдера от рук Эбенезра Ричардсона – таможенника и заядлого лоялиста королевского режима. 22 февраля 1770 года Ричардсон попытался снять одну из провокационных листовок, но был замечен группой парней, которые принялись дразнить таможенника и закидывать его камнями. Испугавшийся Ричардсон скрылся у себя дома, однако дети, гнавшие его вплоть до порога, принялись швырять в окна все, что попадало под руку. Взяв дрожащими руками заряженное ружье, Ричардсон выглянул в разбитое окно и не глядя пальнул в сторону обидчиков. Пуля нашла свою цель в лице несчастного паренька, скончавшегося той же ночью. Лишь вера в Провидение и справедливый суд воздержала разгневанную толпу от мести всеми ненавидимому таможеннику. Все подробности этого дела с показаниями убийцы нес к губернатору у себя в руках капитан Престон.
Пока Престон шел к резиденции губернатора, на него и сопровождающих капитана рядовых косо поглядывали горожане, перешептываясь друг с другом. Рядовой Уилкинсон был уверен, что дай только повод, как люди обрушатся на них с кулаками, но его это не пугало. Он считал, что колонисты одурачены «Сынами Свободы», которые как кукловоды действовали из тени, не показываясь нигде публично – у этих шакалов кишка тонка выступить открыто! Томас верил, что придет ещё время, и солдаты накроют всех бунтовщиков, и он пойдет на арест первым же добровольцем.