Божьи овечки

Божьи овечки

С большой долей вероятностью все идет по плану, думал про себя Аркадий, или может уже не Аркадий? И что значит про себя, если ты уже может не в себе, то есть может и в себе, но не в том старом, а в каком-то новом.

Аркадий лежал на чем-то мягком, приятном. Глаза его были предельно открыты, но взору открывалась лишь темнота.

Впрочем, ему сейчас было на это временное неудобство наплевать. Он торжествовал, он ликовал. Мысли его с неуверенного шага перешли на ошалевший от счастья галоп.

- Не обманула плутовка, не подвела! Боже! Боже! Она не шарлатанка, а настоящая ясновидящая. Теперь важно не забыть, ни в коем случае не забыть секретные слова для анонимных счетов. И не запамятовать место, где надежно в земле, прикопаны драгоценные слитки. Уф … Все на месте, на полочках верной памяти.

Аркадий пока не мог двигаться, но это сейчас не вызывало у него беспокойства, кто знает, как здесь все устроено, может сейчас у ответственного лица (или что у него там) перерыв на сиесту. Ему с победным наслаждением вспомнилась давняя встреча, которая все и предупредила.

А началось все немного раньше, со смерти младшего брата Аркадия. У них было совместное детство, юность, следы их встреч были повсюду на дороге жизни. Просто так сложилось, Аркадий не любил брата, был к нему равнодушен, он вообще не понимал невидимой связи кровных уз, не чувствовал зов крови, ни к брату, ни к родителям, ни тем более к дальним и близким родственникам, он осознавал эти отношения как данность, ветхую условность. Но когда он увидел младшего брата в гробу, брата которому было сорок пять полных лет, всего на три меньше чем у него в тот момент. Аркадий испугался, от человеческой, вымершей оболочки брата веяло холодом неотвратимой смерти. В полной тишине зала прощания, он четко слышал адский визг небесных гильотин дробящих шейные позвонки судьбам тех , кому сегодня вышел срок, их большие неживые головы глухо падали в подставленные плетенные корзины, а где то над ними , в вышине всесильный судья уже приговаривал следующих.

Страх изменил Аркадия, многое, что до этого момента было важно , да почти все, отошло на задний план, став удаленной, едва различимой декорацией. Теперь все подчинялось одной единственной цели, найти способ миновать неминуемое, сохранить не сохраняемое.

Страх подгонял Аркадия, в свои почти пятьдесят лет, у него было все. Власть, деньги, могущество и все это могло исчезнуть безвозвратно вместе с ним в любую минуту, это ни в коем случае нельзя было допустить, началась изнурительная борьба за выживание. Все поделилось теперь на до и после. Холодное жало ужаса входило в его сердце все глубже. До , где все было далеко и нечетко, и с кем угодно, но только не с ним. И после, определенно, точно и неизбежно, несправедливо.

Оберегая свою плоть и содержимое плоти от преждевременного суицидального разрушения, чудесами дорогой, недоступной простым смертным медицины, он искал потаенные места, где тайны нашего мира возможно надежно хранили непостижимые секреты вечной жизни.

Хироманты, целители, владельцы спасительных лексиров, волшебных заклинаний, путешественники во времени, толпы разнородных мошенников и плутов, просочилось через сито его поиска. Проверялся любой , иногда даже самый нелепый слух. Команды астрологов каждую ночь искали на небе путеводные знаки, спириты упрашивали духов дать подсказку или хотя бы слабый намек. Все было тщетно, и каждый раз теряя на миг веру и терпение, Аркадий впадал в дикую животную ярость, громил окружающие интерьеры, раскалывал зеркала, а после обессилив сыпал угрозы кому-то невидимому, потом умолял его же сквозь пронзительно, стонущие рыдания.

Много непривычного пришлось ему испытать в своих исканиях, из-за частого общения с глубоко непонятными и как правило неприятными персонами. Но случались и забавные случаи. Один неуклюжий странник времен, попытался произвести на Аркадия вау-эффект. С порога войдя в его кабинет, странник сложным жестом начертил на одной стен портал, и действительно мгновенно исчез, растворился в полуметровой толщине кирпичной кладки.

Впечатление он и правду произвел, среди толпищ мошенников ему удалось сверхъестественное, прямо на глазах Аркадия. Все силы были брошены на поиски странника. И его скоро нашли, рядом с вонючей лужей, бывшей раньше прудом на границе двух заброшенных помоек. Он был завернут в атласные белые ткани и лежал в остове больших качелей, похожих на гнездо, самое удивительное, что качели были исполненные из редких драгоценных сплавов. Когда со странника сняли материю, его тело почти все без исключения, было покрыто пунцово-синими потеками, похожими на следы глубоких поцелуев. От него пахло смолистым, чуть горьковатым ароматом опиумного мака и смесью дурманящих благовоний. Он был жизнерадостен, энергичен и полностью не в себе. Все время по кругу твердил, что все люди по сути лилипуты, микробы, крошечные создания господа и требовал большой материнской любви и заботы. Ничего толкового от него добиться не удалось, в итоге его бессердечно запеленали в одной психиатрических лечебниц.

Главное, этот случай подарил Аркадию надежды, в полупрозрачности нашего мира, теперь он продолжал еще более настойчиво искать, вплоть до той, самой встречи.

Тогда то, все и предопределилось. На одном из многочисленных и бессмысленных приемов, ковыряя белоснежным носком кожаной туфли безупречный изумрудный газон, его знакомый, обладатель уже не первой и даже не второй молодости, прожигатель жизни и ее любимый баловень , сообщил, что собирается завтра лететь посетить одну известную ясновидящую. Она сейчас на морском побережье вдыхая соленый бриз, прикладывает грязи и обновляется, но также не прочь при определенном ее желании и солидной компенсации затраченного времени, поведать тайны будущего. Аркадий почувствовал, как при этих словах натянулась круто нить его судьбы. И уже на следующий день, они ожидали приема заезжей волшебницы.

Ясновидящую звали – мадам Софи. В комнате для приемов, она полулежала на боковом диванчике под сочной и большой картиной в позолоченной рамке с бесчисленным библейским сюжетом. Внешний вид мадам Софи, удивил , давно переставшего удивляться Аркадия. Она была огромна и казалось наклоненной неведомой силой его детской игрушкой, неваляшкой состоящей из трех больших прикрепленных друг к другу шаров, самый маленький голова, посередине значительно больше туловище и самый большой, имитировал наличие талии, заканчивался округлением пухлых ног. Рядом с ее ложем на маленьком столике стоял стеклянный графин с вином и кресло. Дама, высвободив из своих уст длинную трубку, указала ей Аркадию присесть рядом.