Брак

Глава двадцать пятая

Десять девяносто семь. Татуировка синела на запястье, закрывая дугообразный шрам. Боль давно прошла. Осталась безысходность.

Ким вглядывался в цифры, размышляя: так ли нужна ему правая рука?

 – Даже думать забудь. – Хома неуклюже сполз с верха вагонки и пристроился рядом. – Парализующий чип сработает быстрее, чем отхреначишь кисть. Дело говорю.

Ларго дёрнул плечом: неужели его думы настолько очевидны? Плохо дело. Плохо.

 – Уже кто-то пытался?

Хома фыркнул, но такой ответ Кима не устраивал.

 – Пытался кто-то уже? – повторил он с нажимом.

 – Рискнул один затейник. – Дилер засунул в рот крошечный, размером с ноготь мизинца, клочок бумаги и принялся жевать. Сколько же наркоты он сюда протащил? И, главное, как? – Неугомонный такой. Вроде тебя.

 – И?

Рассказчик из Хомы – как кукла из бетонной глыбы. Опять вот вылупился в пустоту и совсем, похоже, забыл, о чём речь.

Ларго раздражённо ткнул сокамерника локтем в бок и шикнул:

 – Дальше-то что?

 – А? Что? – Дилер заморгал, с трудом возвращаясь к реальности.

 – Дальше, говорю, что?

 – Да ничего, – Хома зевнул и потянулся. – Парализовало парня. Вернули бедолагу в Агломерацию, а там пустили на органы.

 – Н-на… органы?

 – Угу, – кивнул бывший медбрат, флегматично пожёвывая пропитанную наркотиком бумажонку. – Почки, печень, селезёнка. Желчный пузырь… В хозяйстве всё сгодится. Дело говорю!

Ларго сник и уронил голову на руки. Его знобило. Последняя смена вымотала так, что Ким не понимал толком, жив он или мёртв. В полутёмном бараке храпело полсотни человек, но к Ларго сон не шёл: идиотские мысли лезли в голову, как тараканы, и кружились в безумном хороводе. Возглавляла список идея отрубить руку с вшитым парализующим чипом и дать дёру. А что? Не так уж и сумасбродно, как кажется на первый взгляд. Надсмотрщики-то в штольню не суются. Там, внизу, только буровые установки да кромешная тьма... а ещё – радиация. Перед каждым спуском каторжан пичкают какими-то пилюлями, делают инъекции. Якобы для защиты. Но толку – чуть. Смазливый Лео слёг после первой же смены. Неделю несчастного трепала лихорадка, а потом парень начал лысеть и покрылся гноящимися язвами. У Бугая даже до язв не дошло: три дня назад здоровяк откинулся прямо в забое. Просто рухнул, как куль с мукой, и всё. Мгновенная смерть. Что именно послужило причиной скоропостижной кончины хабалистого здоровяка, Ларго не знал, но слухи ходили разные...

Штольня. Его убила штольня! Она нас всех похоронит...

И всё же… Всё же, как ни опасна штольня, она и только она – единственный шанс на спасение. Единственный…

 – Хома… – шепнул Ларго. – Как думаешь… то, что говорят про штольню – правда?

 – А? Что? – задёргался бывший медбрат. – Ты, это... про червей?

 – Про каких таких червей?

 – Плотоядных, – просто ответил Хома. – Безглазые твари размером с электропоезд, они ещё...

 – Нет, не про них, – мотнул головой Ким и, упреждая новое предположение товарища по несчастью, добавил: – И не про мутантов.

 – Не про мутантов? – бывший медбрат почесал в затылке и уставился на Ларго мутным взглядом. – А про что же тогда?

 – Про то, что один из коридоров ведёт на поверхность, – сказал Ким так тихо, как только мог. – В Зону Отчуждения.

 – А-а-а-а! – протянул наркодилер. – Да чёрт его знает. Людям надо во что-то верить – вот и придумали себе байку, чтоб совсем с тоски не сдохнуть. – Хома заёрзал, а взгляд его стал совсем обдолбанным. – Ты бы поспал, Легавый. Побудка скоро.

Ларго угрюмо кивнул, и Хома полез на свои нары. Через минуту храп бывшего медбрата влился в общий хор. Вот ведь, счастливчик. И как ему удаётся засыпать, едва коснувшись тощей подушки?

Всё-таки и в наркоте есть своя польза...

Пару секунд Ким прислушивался к руладам, а потом вытянулся на спине, заложив руки за голову. Ошалелые мысли вновь закружились в ядрёной пляске. Это хорошо. Очень хорошо. Первый месяц Ларго всерьёз опасался, что совсем разучится думать. Отупеет и превратится в безмолвную серо-полосатую тень, как остальные каторжане, а нужды его станут предельно просты: пожрать, поспать, подрочить и не склеить ласты в очередную смену. Страх неизбежной деградации так прочно поселился в душе, что каждую ночь, даже смертельно устав, Ким заставлял себя думать. Рассуждать, прикидывать, анализировать и систематизировать факты. Без старого замусоленного блокнота приходилось туго, но Ларго сварганил крошечную заточку из обломка чайной ложки и чертил схемы в изголовье своей заскорузлой койки.