Брат мой Васька

Брат мой Васька

Дошкольные годы я каждое лето проводил в деревне у бабушки. А со мной двоюродный брат Васька. Мы были настоящими друзьями. И много пережили вместе.

Воспоминания потускнели, но некоторые моменты остались в памяти навсегда.

Наступало последнее лето перед школой. В конце мая, когда уже пора было собираться к бабушке, мне позвонил двоюродный брат:

— Слышь, Петька, у нас тут оборотни по Тамбову бегают. Айда к бабуле, я уже тут.

На следующий день отец отвез меня на «Копейке» к бабушке в деревню под Тамбовом.

Васька радостно встретил меня, и мы первым делом полезли на чердак сарая. Там стояли две раскладушки, а между ними — шина от легковой машины, на которую мы положили кусок фанеры.

Когда я плюхнулся на раскладушку, и потревоженная пыль заставила меня чихнуть, Васька сказал:

— Давай в этот раз копить на сгущенку! Она шестнадцать копеек стоит: я видел, когда ходил в магазин с бабушкой.

— А давай! — радостно ответил я, потому что я тоже любил сгущенку, но лакомился ее только в орешках. В чистом виде она мне никогда не доставалась.

— Тогда поедем сегодня на озеро. Сосед сказал, что там электрики обрезали провода. Нам немного надо, чтобы на банку хватило, — прошептал Васька.

— А как мы залезем на столб? — также шепотом спросил я.

— Лестницу возьмем.

По ночам мы часто спали в своем убежище на чердаке. И в эту ночь остались там же, предупредив бабушку. Она накормила нас щами, и мы отправились наверх обдумывать дерзкий план.

В полночь мы взяли лестницу, сцепили велики паровозиком и тронулись. Но не проехали и пяти метров, как Васька упал и потянул меня следом.

Тогда я предложил везти лестницу по очереди. Я взял ее в правую руку и даже проехал так метров десять. Но ноша оказалась слишком тяжелая, рука ослабла и опустилась. Лестница попала в педаль, и велосипед полетел в одну сторону, а я в другую. От педали отлетел кусок, и на рычаге осталась только половинка педали.

Мы подумали, что быстрее идти, чем ехать, погрузили лестницу на два велосипеда и таким паровозиком пошли вперед. Озеро находилось в двух километрах от дома, за полем.

Светила полная луна. Она озаряла бледным желтым светом заросшее травой поле, сквозь которое по грунтовой дороге нам предстояло пройти к озеру.

Вдруг я вспомнил про оборотней и мне стало жутко. Но я решил, что этот путь мы должны пройти, хоть и было страшно. В кармане куртки я нащупал открывашку для бутылок, которую взял на случай нападения оборотней. А у Васьки были с собой пассатижи для перекусывания проводов. Тоже чем не оружие?

— Вась, а ты уверен, что оборотни сейчас в Тамбове? — прошептал я.

— Да. Мне Мишка сказал. Точняк говорит, по телеку слышал, — объяснил Васька.

— Чё-то как-то страшно, — признался я.

— Да ладно, не ссы, они детей не трогают. Я в кино видел, они только взрослых едят.

Вдруг мы услышали ревущие моторы автомобилей.

— Прячемся, — скомандовал Васька.

Мы быстро свернули с грунтовой дороги в поле, отошли метров тридцать, кинули велосипеды и лестницу и притаились. Хотя мы стояли на четвереньках, трава едва скрывала наши макушки.

Три автомобиля остановились прямо напротив нас. Из машин вышли мужчины. Они начали оживленно разговаривать на повышенных тонах. Смысл их разговора я уже не помню, но в какой-то момент почувствовал животный страх. Я лег на землю и прошептал другу:

— Если они нас увидят, то могут убить, лучше ложись.

Но вместо этого Васька стал на колени, пригнулся, приспустил штаны и принялся мочиться…

Через несколько минут бандиты уехали, оставив за собой клубы пыли, которая потом долго оседала на дорогу. Мы решили вернуться домой, рассудив, что приключений на сегодня было достаточно.

Васька проснулся первый. Он толкнул меня в плечо и сказал, что бабушка вручила ему бидон для молока и деньги.

— Бабушка сказала, что на сдачу мы можем купить мороженое! — Васька светился от счастья.

Раньше карманных денег бабушка нам не давала, поэтому я был рад. Но вместо пломбира мы пошли и купили сгущенку. Целую банку. Сразу есть не стали, а отнесли в «штаб» на чердаке.

Вечером после поливки огорода мы поднялись в «штаб», чтобы открыть наше сокровище. Васька держал, а я, высунув от напряжения язык, резал вкривь и вкось открывашкой «от оборотней». В итоге кое-как открыли, отогнули крышку и принялись по очереди пить вязкое сладкое молоко, давясь и закашливаясь.

В тот вечер мы поняли, что если съесть слишком много сгущенки за раз, в горле становится горько. Тогда мы наелись ее на всю жизнь и ночью от радости не спали.

— Я соврал, что бабушка дала нам деньги на мороженое, — вдруг признался Васька, — я из ее кошелька вытащил шестнадцать копеек. Как на душе тоскливо-то.

Я приподнялся на локте и взглянул в сторону брата. Васька лежал, отвернувшись к стене, так ему было стыдно.

— А давай вернем, — предложил я, пытаясь поддержать Ваську, — вот накопаем меди на свалке, сдадим и вернем. Мне папа говорил, ее по двадцать рублей принимают.

Васька повернулся ко мне, и в свете фонарика я увидел, что он улыбается, вытирая рукавом распухший от слез нос. Он плакал, до того переживал из-за своего поступка.

— А может пойдем и выкопаем клад, — хлюпнув, сказал брат, — бабушка говорила, что где-то на огороде золотые монеты закопаны с войны.

— Ну вот! Найдем их и вернем деньги! — радостно воскликнул я.

— Тогда давай у соседа в малине копать. Он и не заметит в этих зарослях, — сказал Васька.

Мы осторожно, стараясь не греметь, вытащили из сарая лопаты и пошли к соседям копать яму.

Сладкая сгущенка придала нам сил, и мы копали, пока деревенские петухи не начали кукарекать. Когда до заветного клада оставалось совсем чуть-чуть, мимо малинника прошел сосед Евгений Петрович. Он шел в сортир и точно не ожидал в пять утра увидеть кладокопателей.

— Что вы тут делаете? — спросил ошарашенный Евгений Петрович.