Бредовый сон.

Глава 15.

Пробуждение было очень долгим и мучительным. Далеко не с первого раза мне удалось вырвать сознание из липкого и плотного забытья. Несколько раз открывал глаза и потолок начинал вращаться. Я отрубался и приходил в себя по новой. В очередной раз очнувшись, попытался на ощупь найти флягу с живцом. Я сперва нащупал мокрое пятно на диване, а потом и саму флягу. Жидкости в ней оказалось на самом донышке. Плохо вчера крышку закрыл.

Оставшийся глоток немного привел в чувство. По крайней мере голова стала кружиться не так сильно. Попытка подняться вызвала дичайший приступ головной боли. Шипя и скрипя зубами я всё таки поднялся и побрел на кухню. На плите стоял полный чайник и это радовало – не нужно было искать воду. Холодильник начал источать неприятные запахи при открытии, но большая часть содержимого была пригодна в пищу. Палка сырокопченой колбасы начала свой путь в желудок без какого либо сопровождения. Еле уговорил себя кожуру почистить.

Впихивая в себя еду, я приготовил живец из найденной початой бутылки водки. Отфильтровал и разбавил немного. Дрянь вышла полная, но восстанавливать себя надо было срочно, так что поиски более приятных ингредиентов откладывались.

С каждым глотком успокаивалась боль и приходили силы. Вернулась память о безумном вчерашнем дне. О доме и увиденном там. Хотелось обложить себя матами с ног до головы. Я забылся по полной. Будь в округе ещё зараженные, я бы это утро не увидел. Нереально повезло, что кроме удава-переростка, никого не было.

Расклеялся моментально. – бормотал я сам себе, – хорошо, что кроме моего двойника полумертвого, никого в доме не было. А то нарвался бы на собственную дочуру перерожденную. Хотя какая это моя дочура… Это ведь дочура этого… Ползуна.

Тело более-менее слушалось, можно было начинать шевелиться. Я разобрал рюкзак и разложил мокрую форму, чтобы просохла более-менее. Потом спустился к ближайшему магазину и затарился едой. Голод утих ненадолго и снова начал терзать. Как ни странно, но организм требовал ещё живца, хотя я уже выхлебал немало. Что-то со мной было не то.

Началось это самое “не то” с того момента когда я подстрелил змея. Или когда начал понимать что попал в места похожие на родные? Как бы то ни было, но уже тогда я почти перестал обращать внимание на собственные ощущения. А когда вошел в дом, вообще обо всем забыл и вел себя как полный придурок.

Винтовку с рюкзаком у порога оставил! – ругал вслух я сам себя, –  Домой пришел! Ага, оставалось только дождаться когда ещё кто-нибудь в этот дом придёт. Вот была бы встреча!

Тут же ярко представилась картинка того, как в дом вломились зараженные, громя всё на своём пути. Печальная выходила картина.

Мысли шли в голову нерадостные, но в тоже время какие-то правильные. Все предыдущие двадцать пять лет я мечтал о том, чтобы хоть как-то узнать о судьбе своих родных. Хотел прожить обычную жизнь. Но я никогда не задумывался о том, каким мог стать в процессе этой жизни. И закончить её став маразматиком, ещё и прикованным к постели. Какие-нибудь сектанты сказали бы, что Улей в своей мудрости показал мне то, о чем я сам не задумывался. В тот момент я был готов с ними согласиться.

Мечты о так и не случившейся жизни влекли меня, я не замечал того, как настоящее проходило мимо. Принимались решения и совершались поступки просто по накатанной или “для галочки”. Жизнь ли это?

Сколько лет я выбивался из сил на автопилоте “там”, просто потому, что “так надо” и “по другому не получалось”, а, попав сюда, продолжил жить подобным образом. Даже тогда, когда мог оглядеться и начать искать что-то своё. Но упорно продолжал мечтать несбыточном и не знал куда себя деть в реальности. Отметая мысль о самоубийстве, всё равно искал смерти, даже сам себе в этом не признаваясь. И в тоже время хотел жить и цеплялся за любую возможность. Наверное, благодаря этому мои самоубийственные одиночные рейды лишь закаляли, не прикончив.

Наконец-то с утолив голод как обычный, так и споровой, я вышел из квартиры и отправился в сторону дома, бывшего так похожим на мой родной. Хотелось увидеть его напоследок и что-то для себя решить окончательно.

Снаружи было также пусто и тихо. Я шел как на казнь, внутри что-то этому сопротивлялось. Казалось что всё окружающее, такое знакомое и одновременно такое чужое, смотрело на меня с немым укором. Почему так? Самому было неясно. Так отражались мои мысли, внутри что-то отмирало.

По дому погулял ветер, разнес по кухне салфетки и содержимое пепельницы, скинул фотографию оставленную мною на столе. Я вернул фотку на холодильник, и в очередной раз осмотрелся. Снова взгляд падал на знакомые вещи поднимая уже забытые воспоминания. Поднимая, прощаясь и отправляя обратно в глубины души, где их ждало забвение. Жить дальше опираясь на них я не мог. В зале на книжном шкафу я нашел старый фотоальбом, с ним ушел на кухню. Закурив я стал перелистывать страницы с конца альбома, постепенно забираясь глубже в воспоминания. Я смотрел на лица тех, любовь к кому пронёс сквозь долгие годы. Но не мог себе врать, осознавая что на фотографиях те лица, но не те люди. И даже не я. Долистав почти до начала, я достал одну фотографию и посмотрел на обратную сторону.

Этого мне хватило, чтобы встать и пойти прочь уже окончательно и нисколько не сомневаясь. Ключи так и остались в кармане со вчерашнего дня. Закрыв дом я выкинул их во двор и ушел больше не оборачиваясь. Предстояло  переосмыслить произошедшее в эти два дня, но это потом. Меня ждала куча насущных дел.

Альбом так и остался лежать открытым на кухне. Рядом с ним осталась фотография на обратной стороне которой было написано почерком неотличимым от моего: Анечке год и семь месяцев.