Мы вошли в клуб. Снаружи здание было серо и неприглядно, а внутри: роскошный паркет, столики из материала, похожего на пластмассу – гладкого и светлого, сцена, задрапированная бархатными занавесями. Позже я узнала, что все здесь не настоящее. Разработки ученых, позволили им добывать нужное сырье на других планетах, или же еще один путь преобразовывать его из полезных ископаемых.
Мы сели за столик и заказали парочку местных кушаний.
- Возьми гавриоле, - посоветовал он мне.
- А что это?- полюбопытствовала я.
Он откинулся на спинку стула:
- Лучше не знать, но это, по крайней мере, съедобно,- ни тени улыбки в голосе.
- Ясно,- протянула я,- может лучше вообще ничего не есть?
- Помрешь с голоду,- пошутил он. Только шутка вышла уж очень натянутая.
Вскоре принесли заказ. Я поковыряла вилкой нечто похожее на мясо.
Попробовала. Похоже на траву и морскую капусту, приправленную специями.
- Послушай, сейчас она будет петь,- сказал мне Алан. В его голосе было трепещущее благоговение.
Он указал на девушку, подымающуюся на сцену.
Девушка была тонкой и хрупкой, точно осинка. На ней было простое светлое платье. Она улыбалась застенчиво и немного испуганно. На лице девушки не было и следа косметики. Оно сияло радостью, умытое росой творчества.
Она вышла чуть вперед и начала петь. Ей аккомпанировал музыкант на музыкальном инструменте, которого я никогда не видела раньше. Он больше был похож на компьютер. Ни клавиш, ни струн, лишь плоская поверхность.
- Хендел,- Алан увидел, на что я смотрю и назвал инструмент.
Краски поблекли, едва она начала. Я безудержно провалилась в мир музыки, хватаясь за нее с последней надеждой и не вникая в слова.
Цветущий луг окутывал тайной. Я шла, и цветы устилали мне путь. Я шла сквозь ночь. И звезды рушились под мои ноги пенистой волной.
И мне навстречу шел тот, чьё лицо я увидела недавно и не забуду уже никогда.
Мы встретились и звезды закружились в безумном водовороте. И его лицо светилось, как на иконе, и небо отражалось в глазах.
Он протянул мне руку.
Музыка оборвалась, подобно тонкой нитке, дрогнув на последнем аккорде и тихое, нежное сопрано певицы сорвалось в ответ.
Ее невидящие глаза проснулись, разбуженные громом аплодисментов. Она поклонилась, широко улыбаясь, и сошла со сцены.
- Я так люблю эту песню,- признался мне Алан.
Я кивнула в знак того, что я с ним заодно. Волшебство еще не развеялось до конца.
- А как ее зовут,- спросила я.
- Кэтис,- ответил Алан, улыбаясь мне с нежностью.
- А фамилия?
- Просто Кэтис в музыкальных кругах.
В этот момент она подошла к нам с блуждающей, неуверенной и блаженной улыбкой.
Она поцеловала Алана в щеку:
- Здравствуй, Ал! – и села с нами.
Словно огромный кулак сжался у меня внутри.
Я опустила голову и пробормотала:
- Здрасте…
А затем вспомнила папу. Я – его дочь. Я смело поглядела в карие глаза соперницы.
- Привет. А ты кто?
- Всего лишь…- начала я, но Алан перебил меня:
- Это Мери, моя новая, хорошая знакомая,- мне захотелось пнуть его под столом, но я удержалась от этого и отвернулась.
Они принялись непринужденно болтать, а я сидела и чувствовала себя, как и в большинстве компаний чужой.
Наконец, устав от ревности и тоски, я встала из-за стола и обратилась к Алану:
- Я пойду подышу воздухом.
- Ладно,- он даже не посмотрел на меня и раскаленное клеймо в груди запульсировало, взорвавшись болью.
Я вышла в серебристый вечер. Я села на крыльцо. Мне было плевать, что платье запачкается. Нельзя ненавидеть сильней, чем я ненавидела его. И любить тоже.
Что делать, если любовь - проклятие?
Боль взрывала меня, но слез (как странно!) не было.
Я не знаю, сколько я просидела так, скорчившись, и обняв колени руками.
Сзади хлопнула дверь. Кто-то дотронулся до моего плеча и знакомый, встревоженный голос спросил:
- Мери, Мери, что с тобой? – его лицо - такое доброе и заботливое было обращено ко мне.
Терпеть не могу благородных мерзавцев.
Я холодно ответила, сверкнув глазами:
- Ничего.
Он очень удивился и сказал:
- Ты зря так со мной.