Повесть.
Любые совпадения случайны.
Памяти рано ушедших ровесников
1.
Лето не кончалось. За окном был август, а солнце по-прежнему было обжигающим, и в душном кабинете, несмотря на все кондиционерные ухищрения, Александр Евсеевич не чувствовал себя защищенным от неприятных ощущений липкости и влажности. Он был уже немолодым человеком, и затяжное лето не вызывало у него радостных эмоций, как прежде. Он сидел, то и дело обтирая лоб влажной салфеткой, вяло пролистывая подшивку газет за то время, пока он был в отпуске.
В театре ещё не было обычной суеты, звонков, обсуждений, и можно было бы только мечтать о некоторой передышке перед началом сезона. Если бы только не эта выматывающая жара, раскалённый асфальт живущего по своим законам мегаполиса, боли в сердце по утрам и вечные семейные дела… Александр Евсеевич шумно вздохнул, открывая последний номер. В дверь деликатно постучали.
– А, проходите, проходите, как дела?
В старомодный, консервативного вида кабинет, украшенный какими-то безвкусными вазочками на высоких до потолка стеллажах, бодро зашел молодой человек лет тридцати пяти. Во всей его внешности нельзя было бы найти какого-то изъяна, и одежда была безупречно чистой и выглаженной, на белой, спортивного вида, рубашке ни намека на тридцатиградусную жару. Но не было в очёртаниях чего-то такого, что цепляет глаз, и не было в манере того, что откладывается в памяти.
Есть люди, которых запоминаешь по родинке на щеке, или слегка искривленному носу, или особому умению улыбаться, приподнимая верхнюю губу, или по смешной привычке теребить ухо. Посетитель выглядел как сама безупречность – и одновременно безликость. Он ловко подвинул стул и приготовился слушать.
Разумеется, Александр Евсеевич был таким человеком, что ему нужны были слушатели. Работа администратора предполагала выдачу коротких и четких команд, а в дискуссии с творческой интеллигенцией он предпочитал не вступать. Не потому, что ему не нравились эти люди, с которыми он проработал всю жизнь. Иногда ему казалось, что он имеет право на авторитет, уважение, почести – ведь он долго, честно, добросовестно служил русскому искусству, как он любил повторять на банкетах. Тем более, городское начальство всегда ценило его заслуги. Впрочем, сейчас Александр Евсеевич был прост и демократичен. Посетитель взглянул мельком на стол.
– Видели уже это?
– Да, только что прочитал. Знаешь, даже немного жалко этого парня, как его там звали-то… Баскаев Лёня…да, помню я его. Всего ничего пожил.
– Зато как пожил. Он тут в городе нервов всем потрепал.
– И не говори. С другой стороны – есть у молодежи тяга к искусству! Вот только к какому искусству. Возьми вот этого Баскаева. Сколько он этим современным танцем занимался? Лет пятнадцать, не меньше. Все хотел что-то доказать… Кстати говоря, его я уважал немного больше, чем Сурковского – помнишь, в прошлом году убили?
– Как не помнить.
– Да…Тот вообще был… Стыдно сказать, что на сцене вытворял. У меня жена с дочками ходила на спектакль, так выскочила как ошпаренная. На меня кричала – куда, мол, детей заставил привести. Сплошная эротика. А по названию не скажешь – сказка и сказка. В общем, классика остается классикой. Конечно, босоножка Айседора не дает покоя этим юным и смелым дарованиям, да… Хотят все чего-то. На Запад смотрят. Разве есть что-то лучше русского балета?
– Конечно, нет.
– Хотя и здесь уже прорываются такие все раскрепощённые, брутальные, сразу им давай и коней, и доспехи, и они чудо вершить будут. Есть у нас такие. Вернее, были. Но долго не продержались. И потом, эта их всеядность… Я имею в виду ориентацию… Сурковский – он даже не скрывал. Впрочем, это сейчас модно…На всех каналах рекламируют. Но это столица – а мы что, по сравнению с ихними размахами… Скромнее нужно быть. Вот понимаешь, что обидно?
– Что?
– Гонору, эпатажности – сколько угодно. А мастерства – вот на столько, – Александр Евсеевич показал свой толстый мизинец и широко улыбнулся.
Посетитель тут же ответил белозубой улыбкой. Он явно нравился Александру Евсеевичу. За свое умение поддержать любой разговор, за тонкое понимание роли искусства в современной жизни, за отличный вкус, касающийся всего – одежды, манеры поведения, умению одновременно светиться лоском и не выскакивать под свет прожекторов. У Александра Евсеевича была дочь – но не было сына, и иногда он ловил себя на мысли о том, что в своих мечтах видел своего гипотетического отпрыска именно таким.
– Ну что ж, молодой человек, у меня дела-с…
– Разрешите откланяться, как говорится.
И они обменялись дружеским рукопожатием .
2.
– Коля, ну что ты мямлишь!
Молодой мужчина как будто застыл в движении на сцене. Его длинные волнистые пшеничного оттенка волосы, стянутые в хвостик, влажно блестели, а в свете прожектора, казалось, слегка искрились. Лоб прорезала глубокая морщина, тонкие губы сжались в порыве упрямства или внутреннего напряжения. На чёрном трико расползались пятна пота, и резкий женский окрик подействовал на него, как на лошадь, остановленную на всем скаку.