Человек посмотрел вверх: запятая Луны, да крошки звезд рассыпаны по сероватой скатерке осеннего неба. Все, как всегда. Только необычная тишина, вроде, город накрыло непроницаемым колпаком.
Ежась от утренней сырой прохлады, человек минут десять простоял на остановке, да так и не дождавшись автобуса, отправился на работу пешком.
Пару зигзагов по уютным улочкам и вот она, городская магистраль, в любое время суток загруженная колесницами всех мастей. Стоя на переходе под желтым мигающим глазом светофора, человек созерцал безлюдность тротуаров и пустоту дороги. Город вымер. Но человек не удивился, наоборот обрадовался и, весело насвистывая, ступил на проезжую часть.
Воображая себя попеременно, то неуклюжим троллейбусом, то юркой маршруткой, он нёсся по центру, по самому что ни на есть центру – Невскому проспекту.
Раскинув руки, совершенно очумевший, он бежал клаксоня на все лады: вой сирены сменяло бибиканье, улюлюканье и хохот. В крови взрывались адреналиновые бомбы, сердце клокотало под кадыком. Наконец, человек не выдержал. Остановился, обмяк и побрел, глубоко вдыхая, так глубоко, что, казалось, грудь его лопнет, как раздутая грелка.
Вернувшись на тротуар, он остановился. Немного помялся перед роскошной деревянной дверью резной и тяжелой, но все же дернул на себя массивную бронзовой скобу.
Держа руки в карманах, человек неспешно оглядел безлюдный буржуйский лабаз, где за кило сыра пришлось бы отдать его месячную зарплату, и впечатленный изобилием двинул к прилавкам.
За стеклами витрин разноцветными пятнами маячили нарядные пирожные, в кадушках пылали жемчужины икринок, подернутые инеем, тускло мерцали в лотках гладкие стерляди, грудились сырокопченые деликатесы, на стойках теснились бутылки с алкоголем – от одних названий голова шла кругом.
У прилавка с колбасами дыхание перехватило и отчаянно засосало под ложечкой. «Колбаса Моркон Иберико Бейота сыровяленая 380 рублей сто грамм», – озвучил он наглый ценник, заметив, что эту иберийскую свинью наверняка кормили желудями, а не помоями.
Нервными пальцами человек нащупал в кармане завалявшуюся семечку. Не сводя глаз с «Брезаолы кабаньей» – четыре с полтиной за грамм, щелкнул зубами и злобно сплюнул скорлупки под ноги. Нет, он не обсмотрелся, за один грамм!
«При диаметре около десяти сантиметров, долька толщиной пол сантиметра по весу будет грамм 50, – живо прикинул он. – Выходит рублей 220 кусочек». И эта мысль его опечалила. До зарплаты осталось пятьсот рублей и неделя жизни. А тут два кусочка из затравленного зверя…
– Мирыч, просыпайся, смена пришла! – пробасил над ухом дед Пихто и, посмеиваясь, ткнул кулаком дремавшего на засаленной кушетке. – Как давление в системе?
– Нормально.
– А твоё как?
– Аналогично, – буркнул в ответ человек, и наспех чиркнув в рабочем журнале автограф, вышел из котельной.
Он сам не понял, как снова очутился перед заветной витриной. На этот раз вокруг бурлила жизнь. Людей в гастрономе было много, правда, они всё больше фотографировали еду, чем покупали.
Продавщица глядела на него с нежностью, а он мрачно, то на неё, то на «Брезаолу кабанью». Наконец, девушка не выдержала и вкрадчиво поинтересовалась, не желает ли чего.
«Желаю!» – неожиданно для себя с вызовом ответил человек и вытащил из заднего кармана джинсов помятую, как рожа деда Пихто пятисотку.
– Мне сто грамм этой, – хмурясь, ткнул пальцем в багровую плотную палку.
– Вам куском или нарезать?
– Режь!
Девушка взяла лазерный нож и ловко сняла семь прозрачных лепестков с колбасной тушки. И на душе сразу стало тепло и покойно. «На неделю хватит, – подумал человек, пересчитывая мелочь. –… и на батон осталось».
Борт №1 плавно катил по бетонной полосе еще метров триста пока окончательно не замер.
– … просыпайтесь… прибыли…– шелестел возле уха вкрадчивый голос пресс-секретаря.
Человек открыл глаза и рассеянно глянул в иллюминатор.