Брисбенские будни

Брисбенские будни

Дети летели впервые в жизни и испытывали дикий восторг по этому поводу, особенно Саиф, первые четыре часа полета отлипавший от иллюминатора только чтобы покушать, а по приземлении заявивший, что станет пилотом. Еще один полет, на сей раз от Сиднея до Брисбена, был намного короче, но оставил столь же восторженные впечатления.

Бабушкин дом казался Кейт большим ровно до того момента, когда понадобилось всех в нем разместить. Ее собственная комната на мансарде досталась Имрану (подросткам важно личное пространство), в бывшей детской разместились Саиф и Фируз, в бывшей бабушкиной спальне — Зейнаб, Фатьма и Али. Кейт по остаточному принципу заняла комнату для гостей и возрадовалась, что удалось сохранить кабинет для подготовки к занятиям. Радовалась она, впрочем, недолго — уже к вечеру страшный грохот и звон возвестили, что изменения коснулись и кабинета. Когда Кейт туда ворвалась, сервант еще покачивался, скрипя вразнобой пытающимися закрыться дверцами, а пол по всей комнате был усыпан фарфоровыми осколками. Саиф и Фируз, тихие как мыши, замерли, пытаясь слиться со стеной у двери.

— Твою мать! — вырвалось у Кейт.

Сама она не была большой поклонницей всей этой фарфоровой пошлости: кошечек, собачек, барашков, балерин, ангелочков, влюбленных парочек и юных пастушков, но бабушка собирала свою коллекцию всю жизнь, и это была самая яркая вещественная память о ней — целый сервант фигурок, некоторым из которых было хорошо за сотню лет. Кейт выдохнула, стараясь взять себя в руки.

— Осторожно, на цыпочках выходите отсюда, — сказала она виновникам разгрома. — А вы — не вздумайте заходить, — предупредила остальных, сбежавшихся на грохот.

Кейт принесла три коробки и в перчатках, чтобы не порезаться, отсортировала фарфоровые остатки. С десяток чудом не пострадавших фигур легли в одну коробку, крупные осколки — во вторую, а мелочь Кейт смела в третью и все подняла на чердак.

В доме до вечера стояла мертвая тишина, а перед ужином на кухню с повинно-опущенными головами пришли Саиф и Фируз и, не поднимая глаз, попросили прощения.

— Простите, миз Кейт. Нам очень жаль. Это нечаянно получилось.

Видимо, в качестве дополнения к их извинению Имран починил лет двадцать молчавшие бабушкины настенные часы, и теперь они с боем отмечали каждый час, даже среди ночи, пока завод не закончился.

Кейт с самого начала понимала, что легко не будет, но наивно надеялась, что сможет все распланировать и держать под контролем. В реальности каждый день приносил новые сюрпризы и сложности, к которым, по большей части, она оказывалась не готова.

Если в Пешаваре можно было дать нужному чиновнику на лапу и не париться (или поручить это Патрику и не париться), то в Брисбене регистрироваться в социальной службе, проходить собеседования, получать необходимые бумаги, подавать заявление на выплату пособия ей пришлось самой, временами притаскивая за собой всю ораву опекаемых.

В бытовом плане многое тоже оказалось не готово. Понадобилось срочно купить недостающее количество кроватей, найти магазины халяльных продуктов в относительной близости от дома, купить автомобиль, в котором могут поместиться шестеро, не считая водителя, обновить всем гардероб, найти школы для детей.

Каждый пункт в этом списке преподносил свои неожиданности.

После привычного шальвар-камиза дети настороженно отнеслись к той одежде, которую предлагали брисбенские супермаркеты. Вслух (во всяком случае, на английском) это не было озвучено, но и девочки, и мальчишки одежду подбирали долго и все как один выбрали джинсы со свободными футболками. Зато фудкорт, 3D-кинотеатр и аттракционы они восприняли на ура. Донельзя довольный Саиф так часто повторял «В Шабкадаре этого не было!», что Фируз и Имран начали передразнивать его этой фразой.

Устроить в школу Фатьму, Саифа и Фируза оказалось относительно легко: Фатьма показала хорошие результаты на вступительном тесте, и ее взяли в среднюю школу, в которой Кейт когда-то училась сама. Саиф и Фируз пошли в обычную младшую школу, а вот старших двойняшек изъявили желание принять лишь в школу для детей мигрантов. Кейт не понравились там ни общая атмосфера, ни слишком простая программа. Поэтому она уговорила директора школы, в которую приняли Фатьму, взять, пусть и на три класса ниже их возраста, Имрана и Зейнаб при условии, что они смогут подтянуть английский достаточно быстро.

Но Зейнаб пропустила первую же неделю занятий — выяснилось, что ей все же нужно хирургическое вмешательство по гинекологии и повторное — на сетчатке. На прием к врачу девушку отвозила Кейт. Ее же как опекуна доктор попросила присутствовать при ознакомлении пациентки с результатами обследования. Зейнаб выслушала врача молча, наклонив голову и избегая зрительного контакта. А уже в машине, по дороге домой молча заплакала, отвернувшись к окну.

Результаты обследования самой Кейт отклонений не выявили, поэтому ей было неловко заводить с девушкой этот разговор, но Кейт все же посчитала невозможным не притормозить и не высказаться.

— Это две совсем небольшие операции. Они необходимы, чтобы ты могла иметь нормальное зрение, отношения и детей в будущем. Да и вообще, к своему здоровью нужно относиться бережно.

Зейнаб подняла на нее полные слез и гнева глаза. Казалось, и то, и другое из них просто переливается через край.

— Я не хочу детей. И замуж не хочу. Никогда!

— Тише-тише, — Кейт обняла девушку и погладила по спине.

— Я думала, весь этот стыд и ужас уже закончились. И вот опять… и всегда… всегда будет… со мной… Слова, что Зейнаб шептала Кейт в плечо, той не сразу удавалось разобрать.

— Мы не можем изменить прошлое, Зейнаб, но заботиться о себе и строить будущее так, как хочется, в наших силах.

После первой операции Кейт заглянула в комнату к девочкам и обнаружила там, помимо лежащей на кровати Зейнаб, сидящего рядом с ней Имрана. Брат и сестра тихо шептались на пушту. Кейт в таких случаях чувствовала себя лишней.