Ворочаясь в постели, я не мог понять, почему я всё ещё здесь. Мачу Пикчу я излазал вдоль и поперек, Никки отправлена ко всем чертям обратно в Штаты - не было никакого желания ещё когда-либо её видеть. Наличные были на исходе, и местные это уже поняли, так что почти потеряли ко мне всякий интерес, сосредоточившись на новых туристах. Жара и духота стояли невыносимые, насекомые каждый день выпивали по литру моей крови, из новоприбывших не было ни одного американца, а от местной пищи меня уже второй день выворачивало наизнанку.
И всё же - я никуда не уезжал. Почему?
Прошлой ночью мне приснилась Джули, и это было впервые. Это был сон-воспоминание. Она рассказывала мне, как и было по-настоящему в тот же день, когда дети утонули, что когда Лиззи махала нам рукой на прощание у калитки, Джули вдруг увидела в глазах дочери невозможную печаль. "Честное слово", - говорила Джули, рыдая в моих объятьях, "Лиззи была готова расплакаться! Как будто она знала... Разве такое возможно, Фред? Разве она могла знать? Она будто прощалась с нами навсегда! Как же я не остановила её... Я же мать... Фред, почему же я смолчала?"
Во сне, как и в жизни, Джули вдруг заикнулась о том, что Нина и Пол только сегодня утром узнали, что ждут ребёнка. И я-во-сне повторил сказанные мной когда-то, двадцать лет назад, слова: "Это невозможно! Ещё раз пережить такое? Потерять собственного ребёнка! Нет, я никогда не соглашусь на это снова - бояться каждый день, что с твоими детьми может что-то случиться! Как они могут?! Я - не могу. Мы - не можем".
Я прекрасно помнил, что сегодня седьмой день. И я понимал, что только любопытство удерживало меня на месте. Хотя, положа руку на сердце, не только.
Словно благодаря остаточной вере в чудеса, я чего-то ждал. Если не исцеления, то разочарования. Что мог предложить мне знахарь-абориген, который обувает туристов, рассказывая им сказки про лечение больных душ? И всё же, если Никки сказала правду - она не дала ему ни гроша. А у меня и так ничего не осталось, мне нечего ему предложить. Тогда зачем ему весь этот спектакль?
Я встал с постели и вышел на свежий воздух. По ночам здесь было хорошо. Насекомые загадочным образом куда-то исчезали, вокруг оставалась только бесконечность природы. Ночные звери и птицы, небо с мириадами звёзд - будто вся Вселенная может уместиться на твоей ладони.
"Если я пойду туда, что я потеряю? - думал я. - Мне уже достаточно лет, чтобы понимать, что терять мне уже давным-давно нечего. Я всё потерял. Что же меня останавливает? Почему этот старый туземец так запал мне в душу? После трагедии Джули водила меня к псевдоэкстрасенсам и целителям, но они не вызывали во мне ничего, кроме раздражения и злости за то, что гребут деньги с помощью чужих несчастий. Бесстыжие люди, всего лишь хорошие актёры, у которых нет души и которые готовы обобрать тебя до нитки за выдуманную фантазию".
Я уже шёл к Пули - местному жителю, который занимался арендой джипов. Пришлось его разбудить и расплатиться последней ценной вещью, которая у меня осталась - серебряной пряжкой от ремня, подаренной когда-то миллион лет назад Элли Питерсен на Рождество.
Также пришлось взять Пули с собой, так как я понятия не имел, как мне найти то поселение. За дополнительную плату (последнюю пачку сигарет) Пули также согласился подождать, пока я не закончу. "Не закончу что?" - мысленно спросил я сам себя и лишь самому себе ухмыльнулся. Без Никки путь сквозь джунгли показался ещё тяжелее и дольше.
И вот я снова оказался в деревеньке - та же обстановка, те же равнодушные аборигены. Я увидел Кетсаля ещё издалека - он стоял возле своей хижины в одиночестве, подняв лицо к небу. На нём была какая-то тонкая накидка, связанная двумя концами на груди. Я встал перед ним, ожидая увидеть переводчицу, но вокруг вдруг не оказалось вообще никого - только склоненные возле костров фигуры вдалеке.
Кетсаль посмотрел на меня, когда я навёл на него свет своего фонаря - теперь я был уверен, что Никки в прошлый раз брала факел только из-за антуража.
- Да, вот и я, - сказал я, просто чтобы что-то сказать.
Кетсаль кивнул и пошёл прочь, огибая хижину. Замерев на несколько мгновений в нерешительности, я пошёл следом. Мы покинули поселение и вошли в джунгли. Я пытался освещать Кетсалю путь своим карманным фонариком, но убедился, что тот в этом не нуждается. Не спеша, но довольно проворно, Кетсаль шёл вперёд сквозь джунгли, уверенно зная дорогу. Я только успевал перескакивать через сучья, коренья и прочие радости южноамериканского леса. Через какое-то время земля начала уходить вниз и, в конце концов, мы остановились перед небольшим прудом. Вода в темноте казалась чёрной, вокруг отовсюду доносились звуки - шуршание, треск, стрекотание, уханье, шелест, жужжание. Вода пруда казалась спокойной, будто идеально гладкой поверхностью зеркала, в котором, правда, не отражалось ни одной из звёзд, которых было так много на небе.