Будни ребёнка "индиго"

Глава 9

Глава 9-я: "Чужие и свои"

"Крайняя неудовлетворённость несовершенным устройством

окружающего мира, а особенно, сложившимися в семьях

взаимоотношениями — является определяющей

чертой противоречивой личности 'индиго".

Сложно вслушаться, углубиться в разговоры Эсы и ба-Мари всё около Брэба да Брэба, а вместе с ним в придачу и Демара. Мол, какие они, мужики, а?! Хорошо, что Мунк не причём. Пока он умеет только спать и кушать, агу-агукает, фыркая от удовольствия, когда играет с тренькающими погремушками и таращится яркими глазками на мои пистолетики. Откуда взялся такой шоколадный оттенок в его глазах? Эса не так давно упоминала французского прадеда Жака. Оттуда, может? У Мунка будет явно отличная от остальных в семействе внешность, но всё же, он не другой, хотя и мальчик. А ба-Мари говорит: мужчины — другие, чужие!

Я начинаю ненавидеть это пакостное слово. Чужие? И дед, и папа? Не понимаю, что есть разного у неё самой и Демара или у Брэба с Эсой? Люди, вообще, одинаковые: туловища, конечности, головы, в которые одним вложено нужное и полезное, а у других там сущее дерьмо. Такая вот штука. Ба-Мари учит: сейчас в мире того самого слишком много. Брэб считает, что оно именно в людях, и от них же потоком исходит. Эса надеется, что даже под жирным слоем сей благоухающей субстанции всегда найдётся нечто хорошее. Демар об этаком дерьмовом мире ничего не знает и знать не хочет, находясь в состоянии непрестанного поглощения своего пойла, к превеликой злости ба-Мари.

— Что за дерьмо! — орёт она по поводу его возлияний "за всё доброе". Заодно, бабушка негодует из-за денежных свар Брэба с Эсой. Просто у мамы есть строгая обязанность: записывать в блокнот отчёты о магазинных покупках. К примеру, чёрный хлеб — 14 монеток, батон белого — 16, литр молока — 25, селёдка — долер* сорок за кг, а мясцо подозрительного вида чуть дороже. В конце каждого месяца обычно начинается подсчитывание остатков финансов. Как слёзно жалуется потом Эса: доходит до умопомрачения, а после, Брэб ещё и перепроверяет, уморительно рыча:

— Жена, куда девались наши, то есть, мои деньги? — и обязательно лезет драться… с ба-Мари, если та оказывается рядом.

Вот тогда деду Демару перестаёт нравиться его никакая жизненная позиция, он без удовольствия бросает недопитую бутылку и не без удовольствия принимается разнимать бранные танцы орущей супруги с буйствующим Брэбом и плачущей Эсой. Крики-мраки, драка-ругань! А на уши действует почище электрического звона из розеток. Из-за острого ополчения друг на друга моих домочадцев временами я чувствую себя, как покусанная котиком бедная мышка или исколотый разъярившимся ёжиком храбрый зайчишка. Иногда о подобных приключениях маленьких пушистиков я читаю в своих книжках. А про дерьмо и те места, где оно до поры хранится, слышу даже слишком часто от нашего громкоголосого трио: "папа плюс мама минус бабушка". А потом…

Не могу придти в себя! Внутрь будто натолкали чужих с плохо спрятанными иглами, что, попав в кровь, могут доплыть прямо до сердца и принести смерть, которой так боится ба-Мари. Я пытаюсь нацелить взгляд перед собой в пространство. Может, отыщу там прошлую себя или что-нибудь новенькое, но вижу: мельтешащие клетки, цветом напоминающие орхидеи "кукушкины слёзки". Под осень я видела такие растеньица в парке, они переливались изнутри особой радужностью. А движение клеток вокруг продолжает рябить, точно сеть: рядом, над собой, везде. Я думаю, что вижу воздух; других предположений нет. Ба-Мари предлагает мне не глупить: никто никогда не сможет увидеть воздух, вот почувствовать, вдохнув, другое дело. Но ведь что-то я вижу, просто не могу обозначить. Объяснения вряд ли предвидятся, напоминания о школе, где изучишь всё про всё, тоже не проходят. Я желаю знать сейчас, кто или что такое находится фоном повсюду, как лёгкое сетчатое покрывало, радостно или лучше: довольно нейтрально внимающее теплу или холоду, идущим от сердца к сердцу. Оно даёт нам фантазию и краски для снов и окутывает, и опутывает, и спасает, и одновременно может отторгнуть. Но если то, что вижу не воздух, мне всё равно не хватает того, чем дышать.

Я давно среди моих домашних, словно в клетке! Они судорожны в тисках объятий. Как они мне все мешают!!! Прилипчивой компанией давят, обступают четырьмя стенами со сторон. Цепкое, точное наступление: Эса, Брэб, ба-Мари, иногда дед Демар. Так и быть! В будущем подберу для них целый набор характеристик, вроде как: напористый, критичная, истеричная, апатичный. Угадайте, кто из них где? Моя семейка разных темпераментов. Душат и жмут в каких-то, твердят, воспитательных целях: "Сего не знай, того не делай, этого не надо. О чём ты? Не волнуйся, не твоё это дело". И всё тут!

Вот начну разглагольствовать на своём языке, кроме уже привившегося "основного", и придумаю всем разносные определения! Есть за что. Они, видите ли, считают блажью, что я боюсь оставаться дома одна. А чудовище в угловой каморке с книжной полкой? Думаете, его нет? Однажды ба-Мари срочно понадобилось оставить меня, как назло, без Мунка или Эсы рядом. Ба потребовала с меня честное слово, что не буду бояться. Я и не собиралась. Наоборот, мне захотелось уединённо перебрать книжечки про любимых зверушек, отложить до дыр зачитанные. А стоило бабке закрыть дверь, как за спиною послышалось шевеление: совершенно не окружающее воздушное, а прохладное и злое, словно неудавшееся настроение.

Намереваясь схватить, оно подобралось поближе, вибрируя, как желатиновая юла. Я от него оттолкнулась и бросилась с размаху на окно, но будто залипла в стремлении перелететь через стекло, а по нему чуть ли не распласталась. Отвернуться и посмотреть, что позади — страшновато! Бабуля вдруг вернулась неожиданно. Позже упавшим голосом призналась, что в её ушах раздавшийся мой крик заставил бежать, что есть силы, домой, домой! Тёмное чешуйчатое существо, уцепившееся за мои плечи, нехотя сползло и ринулось обратно в книжную каморку. На медведя оно оказалось абсолютно не похоже, скорее, на отражение случайного чего-то в зеркале. Непонятно как меняющее форму, это нечто постепенно рассеялось в затенённом проёме. Может, распалось на пылинки или осыпалось на пол, как пепел? Я моментально успокоилась и подумала, что зря не привыкла оглядываться назад или озираться кругом. А остальным не попытаешься же правду рассказать.