Будни ребёнка "индиго"

Глава 44

Глава 44-я: "В летописях лета"

…Эх, грянул бы опять чудесный, бесконечный дождь на пыль древесную, на позднюю клубнику, на выступившую корою сливовую смолу, на сочные салатные настурции! Он разбавил бы мои впечатления о горчащем вкусе ещё сохранившейся по лесам земляники. Всколыхнуть бы эту сухую реальность дождём! Ведь нету ничего более паршивого, чем скука летом, пускай её скорей испортит дождь! Так, всю неделю мы с родителями маемся в бабулиной деревне. Туда пришлось недолго, но мучительно добираться на вонючем пузатом автобусике. Хоть отец дорогою и уверял:

— Всего-то пахнет бензин. Что тут такого?

Действительно, такого — ничего, если не считать, что мы с maman едва не умерли от нехватки свежего воздуха, ведь окошки в еле тянущемся и подскакивающем на рытвинах транспорте никогда не открывались с самого его схода с конвейера. Угу, с конца 50-х, наверное. Вот оно, Брэбово наказание за демонстрацию во весь экран кровавого чего-то там! А потому нам с Мунком тоже никаких просмотров-повторов даже детских фильмов, вроде любимых "Приключений в каникулы"*, самого трогательного фильма для детей и не только. И где тут нас понять родителям?! Они оба стали нудно предсказуемыми, а ещё нелепо выражаются в наш адрес!

— Вы оба, как третьеклассники прямо! Вам бы всё дурью страдать! Вон сколько черники назрело, а ну-ка, пошли собирать! — уверенно пропел папа, вручая нам с братцем по вёдрышку.

Мунк недовольно засопел при упоминании о третьеклассниках, так как он таков и есть, как раз закончил третий класс и с удовольствием страдал бы дурью вместо сбора ягод. Это значит: валялся бы на койке в бабкиной парадной комнате, охотно пожирал бы с вареньем блины, читал бы журнал "Юный техник" и слушал со мной за компанию сеточное радио, которое дедуль пиратским способом: от палки через ветки без спросу подсоединил к соседской точке. А вообще, братец тоже со мной за одно, желает по всей округе дождя, чтоб лучше дома сидеть и любоваться лёгким потоком прохладной воды сквозь стекло, а не млеть от жары в чужой деревеньке, занимаясь сбором набивших оскомину черничин. А то ж — за ягодами ходим целою когортой каждый день! Во главе с ретивыми сборщиками и спорщиками Брэбом и ба-Мари. Вместе, кажется, уже пол-леса обобрали.

А неугомонной мамуле всё мало: катать компоты, ставить бы варенье про запас. Побольше черничного, клубничного, земляничного! И выжать соки из красной смородины, затем уварив её до густоты в желе. С кустов успеть бы обобрать и чёрную да выбраться в дальний гущар за малиной! А там, гляди: в саду поспеют вишни, яблоки, сливы, шиповник. Ещё одолжить у соседей полосатого крыжовника! А каких ароматных сортов дед Демар на участке высадил груши! Когда-нибудь они точно станут плодоносить, и maman состряпает вкуснейшее повидло из брусники с маленькими грушками. Когда-нибудь… По поводу хозяйственных заготовок Брэб Эсу поддерживает как никогда прежде. Сам он старательно увешивает бабушкину печку, как ожерельями — суровой нитью в несколько обхватов с нанизанными на ней лисичками, боровиками, подберёзовиками. Грибам положено сушиться, чтоб потом зимою быть добавленными в куриный суп с перловкой или стать начинкой в фаршированные яйца.

Вдобавок ба-Мари, успев посплетничать с соседками и задать корму свиньям, оставила в покое грядки, зарастающие пакостной травкой-мокрицей, и теперь занялась огурцами. Хочет их замариновать большими банками и сделать для еды сейчас: свежайшими до хруста, чтобы по утрам предлагать домочадцам к блинам с яичницей и салом или с картошкою и кислым молоком. По мне, это — кошмарно, с утра иметь такой обильный завтрак! Еда хоть и простая, но тяжёлая. А дед согласен к вечеру, после обязательного похода в лес, отвлечься от нескончаемых работ в хлеву-сарае и от спрятанной за печкою бутылки с самогоном, чтобы в компании Брэба и Мунка отправившись на ближний пруд: от баб подальше, с чувством поудить карасиков. Почищенные и зажаренные в масле рыбки будут щёлкать на зубах, прямо как овсяное печеньице.

Так что, кроме собирания ягод-грибов, здесь каждый занят делом. Кроме меня, разумеется! Мне противно ощущать себя заброшенной и грязной. Без городских удобств (я это давно поняла!) будто выпадаю из телесной оболочки и чувствую себя опустошаемой стараниями ба-Мари. Она давно намеревается прибрать к себе домашних, чтоб они, то есть, мы для неё ощущались единой семьёй, а она, бабуля, нами бы верховодила и управляла, как старейшая и опытная самка в стае! Или в стаде. И давила бы на всех, и подавляла. А потому я ною, унываю, считаю дни, часы, минуты до отправления домой и умоляю небо дать шумящего дождя, со своеобразно мрачною атмосферой вокруг, исходящей от налитых летнею водой огромных пышных туч. Вернуть нам дождь, чтоб аж с лихвой до осени остудить жаркий воздух прохладой! Чтоб никогда больше не приезжать в этом сезоне к нашей бабушке. Но туч подходящих пока не видать, и я почти бешусь из-за уничтожающей меня жары. Вся в комариных укусах чешусь, жду — дождаться не могу, когда приму ванну, а особенно, когда промою запылившиеся и ставшие пепельными пряди.

Терпеть не могу эту сельскую жизнь! Особенно туалет деревянный на улице. Там сквозит, остатками кое-чего попахивает, и мухи пристают, мешают заниматься нужным делом. А нужные дела, как следует, не получаются, и я предпочитаю тёмные кусты за бабкиными огородами. Тихо там, никто тебя не видит, да и мухи не кусают. Только мамуля норовит пожаловаться, что я где-то без предупреждения шастаю, лишь бы увильнуть от сбора ягод. Вот и приходится в сотый раз огрызаться и неминуемо следовать в ближний лесок. Через деревню, вдоль пастбища, не оглядываясь на любопытных местных, вволю глазеющих на очередных городских с корзинами и ведрами.