Случай этот – пустячный. То, что раньше, в бытность наших прапрадедов, называли «анекдот». Anecdote – слово, разумеется, французское. Хоть и по-английски, и на всех языках пишется так же. Предки наши употребляли его несколько в ином значении, нежели оно практикуется в наши дни. В этом скромном повествовании я хочу вернуть слову «анекдот» его первоначальный смысл. Поэтому, хотя все описанное случилось в наши дни, рассказывать я буду так, как если б меня слушали прапрадеды…
О чем могут говорить две утонченные дамы, погруженные в искусство – художница и писательница? Нет, не о мужчинах. Вы не о том подумали.
Художницу, мою знакомую, звали Елена. И с ней можно было говорить о чем угодно. Начиная от засухи в Краснодарском крае, переходя на высокое чувствование оттенков живописи Караваджо и заканчивая судьбами мира в преломлении к изменяющейся духовности… Причем у меня всегда было чувство, что я смотрю в нее, а вижу – себя. До конца, без остатка. Понимание этого пришло сразу же, в первую же нашу встречу, едва нас церемонно, чинно представили друг другу.
Была зима. Скрипучий снег под каблучками. Меня поразила внешность моей новой знакомой-незнакомки. Представьте себе совершеннейший стиль модерн в «энном» году двадцать первого века. Загадочный, женственный, обволакивающий взгляд из-под шикарной шляпы. Струящиеся меха. Муфта для зябнущих пальцев. Длинная юбка – будто перевернутый цветок лилии. Разумеется, Елена была страстной поклонницей этого стиля. Стиля, приемлющего, вбирающего все. Все – в себя. Перерождающего в модерн любое направление. И делающего своим. Стиль – хамелеон. Стиль – хищник.
Мне было приятно беседовать с Еленой. Потому что едва она начинала говорить о чем-то, как я уже понимала, что думаю – так же. И все, все, все знаю…
Красивая пышной женственностью, с великолепными карими глазами, статью и затаенной полуулыбкой, Елена более всего была похожа на загадочную Блоковскую незнакомку.
Ах, о чем мы только с ней не разговаривали! Однажды я сказала, что частенько ассоциирую людей с цветами. Да-да. Просто – они в моем духовном зрении имеют цвета и оттенки. Окрас их внутренней сути. Разумеется, я их не вижу. Просто цветность возникает как-то сама собой. Приходя иногда внезапно в понимании какого-то конкретного человека.
Елена радостно встрепенулась. «Да?!!!» Она тоже так видит! Стоило ли сомневаться.
Елена спросила: «Как ты видишь меня? Какой?» И тут же прибавила: «В моем видении себя – я – коричневая. Шоколадная».
На секунду я задумалась. Всего на секунду.
«Ты – яркая. Хотя себя такой не видишь. Цвет бугенвиллии».
«Что за цвет такой?»
«Ну… как цветок бугенвиллии. Никогда не видела?»
Елена покачала головой.
Я стала искать аналогии. «Лиловый, пурпурный… Ближе всего. Хотя… все равно не то». Я вздохнула. «Просто бугенвиллия в странах средиземноморья – как ковер на решетках и стенах. Лиана. Заполняет собой и цветением – все».
Мы в тот день расстались на этом разговоре.
Спустя какое-то время, бродя в оранжерее на садовом рынке, я вдруг увидела ее – бугенвиллию. Она цвела пышно и избыточно страстно. Горло сжалось от воспоминания детства. Северная Африка. Алжир. Аннаба. Плывущий зной. Стены, увитые бугенвиллией. Их хрупкие, неряшливо опадающие цветки… Очнулась. Не удержалась и купила.
Елена уехала в Испанию, в Барселону, отдыхать с семьей.
Надо сказать, что Барселона в Каталонии – совершенно необыкновенный город. Отмеченный печатью неземного гения архитектора Гауди. Человека, выведшего стиль модерн из изгибов струящегося хлыста и орнаментов в плоскость глобального, масштабного взгляда. Когда стиль этот – уже не проявление частного, а суть сама в себе. Его Саграда Фамилия – храм, посвященный Святому Семейству, жизни и вознесению Христа – по словам Елены – будто морской песок, высыпанный чьей-то гигантской божественной рукой на берегу залива. Когда играющий ребенок берет песок в кулачок и медленно разжимает, отпуская песчинку за песчинкой… Вокруг этого храма можно ходить бесконечно…
Житие Христа не внутри храма, а снаружи… Нужно ли говорить, какой экстаз объял Елену, созерцающую это творение? Модерн не в деталях, модерн – в самой сути своей. Немыслимо представить, что это придумано человеком. Ум человеческий в силах постигнуть высоту величия пирамид, но инопланетную форму Саграды Фамилии – нет… Это Господь простер свою длань над Каталонией и высыпал горсть песка… Застывшего оплывшим, загоревшим на солнце туфом.
И, разумеется, там Елена увидела цветущую бугенвиллию! Много, много этого кустарника-лианы. Как сорняк. Вообще-то, растение это было вывезено в 18 веке Луи Антуаном де Бугенвилем из Бразилии. Очень оно понравилось европейским дамам, прикалывавшим его соцветия к своим кружевам и кринолинам.
Позднее, уже вернувшись, Елена рассказала мне, что ужасно хотела купить себе домой этот цветок в горшке. Не получилось. Сорвала несколько отростков. Даже и с цветками. Которые, по сути, видоизмененные листья, окрашенные в пурпур. Привезла домой. Цветущий – оставила у мамы. Увы, они все погибли.
И вот, Елена, встретившись со мной после поездки, рассказала странную, мистическую вещь, случившуюся с ней. Она даже немного испугалась. «Думала, со мной что-то не так. Пришла утром на работу… Открыла ящик стола… Там моя кружка, из которой еще вчера вечером кофе пила… И быстро закрыла! Потому что не могла понять, как это могло там оказаться! Боже мой! От ужаса мурашки по спине побежали».
В немытой кружке из-под кофе лежал цветок бугенвиллии. Яркий, сияющий пурпурным атласом! Но она знала, что такого просто не может быть! Ведь то, что она привезла в Россию, увяло. Да и как этот цветок мог попасть в кружку из дома ее мамы? За одну ночь.