Букинист

Букинист

Не доводилось гулять по Саранской, прямо через сердце Города? Где-нибудь от Старого Детского театра, мимо сквера Поэта и Синагоги до Тройки?
Идти всего ничего - квартала три, да и по правую руку уже активно наводят порядок – сносят всё подряд и чистят место для очередных пустых новостроек – но исконные, трущобного вида, одноэтажные особнячки ещё врастают в землю по левую, словно и не было последних лет ста, а потом возле Сквера уже и более бодрые двухэтажные скрипят фасадами, нервно прижимая к груди вывески коммерческих фирм и магазинчиков, окопавшихся на первых этажах.

Гоша сидел на каменном основании, прислонившись к изжёванной временем колонне и меланхолично глядел на жужжащие пчелиные ряды Рынка-Тройки через дорогу. Меланхолию усугубляли вялотекущее похмелье и полная финансовая несостоятельность.

«К Леське что ли заглянуть? Может быть, даст ещё раз, хотя бы на опохмел», - лениво думал Гоша, когда панораму улицы ему заслонила высокая фигура, и низкий гудящий бас произнёс:

- Excusez-moi, monsieur, ; bouquiniste, s'il vous plait? (Простите, сударь, вы не подскажете где мне найти лавку букиниста? Фр.).

- Ась? – Гоша от удивления сделал попытку приподняться, но взмокшая спина словно прилипла к стёртому камню.

- Oh, bien sur (Ну, конечно. Фр.), - очень бледный малый, как-то странно, словно старик, скособочив шею, оглядел особнячок, под фасадом которого залип Гоша, а потом уставился своими раскосыми глазами, левым – ярко-голубым, а правым – зелёно-жёлтым, будто желал разглядеть весь анамнез Гошиных внутренних органов.

«Нарк, чо ль», - Гоша наконец привстал, когда бас вывел на чисто русском, да ещё с характерным городским выговором, растягивая гласные:

- Дя-адь, подскажи, где букинист сидит?

Почему-то Гоше стало очень страшно, просто до жути, даже силы появились и желание немедленно встать и убежать прочь от этого парня, но тот встал вплотную, нависая сверху и, недовольно хмурясь, спросил снова:

- Дя-адь, глухой, ч`о ли?

- Это… кто те нужен?

- Бу-ки-нист, книгами торгует, - по слогам повторил парень, при этом весь городской выговор из его речи пропал, Гошу затошнило.

 - А-а, книжник. Мишка, чо ль? Так он это… вон - лестница без вывески, на второй этаж. За скорняками как раз его контора.

- Спасибо, - сквозь зубы процедил парень.

Тошнота сразу отпустила, Гоша приложил руку к взмокшему лбу и посмотрел вслед парню, идущему немного пошатываясь и чуть подволакивая левую ногу.

- Тьфу на тебя, наркота, - Гоша сплюнул под ноги, неодобрительно смотря на вполне приличную одежду незнакомца – тёмно-бордовую майку без рукавов, коричневые штаны вроде вельветовых и ниже – на босые пятки.

- Обуться забыл, как спешил, конечно, захромаешь тут. Наркота и есть. Напугал-то как, чёрт.

Парень остановился, словно услышал, обернулся на Гошу, погрозил ему пальцем и зашёл в подъезд.

***

«Эдуард. 12.00.
Миша, только из уважения к тебе, поэтому пятьдесят тысяч, и она твоя. Торговаться больше не буду, покупатели есть».

- Вот же, сука барыжная, - Михаил глубоко вздохнул, отодвинул ноутбук и потянулся за телефоном. Стопка книг, лежавшая на самом краю стола, подвернулась под руку очень некстати; накренившись она ухнулась-таки на пол.

- Да что же за… - при фигуре букиниста Михаила и его чрезмерной полноте, даже встать из-за стола было задачкой той ещё, а нагибаться и лезть под стол - настоящим испытанием на выносливость.

- Я помогу, - пробасил кто-то сбоку.

Миша, скрючившись и пытаясь поднять убежавшую Сэй-Сёнагон, покосился и увидел узкие босые ступни и коричневые брюки. Охнув, с невероятным для тучного тела рывком букинист разогнулся и поднял голову – подкравшийся неслышно был выше его на целую голову.

Из прищуренных щелей на него глянули два острых прожектора разных цветов, а белая рука толкнула Михаила в жалобно заскрипевшее кресло.

- Мать Пресвятая Бого… – ледяная, словно каменная, ладонь накрыла рот букиниста, а бледное слегка перекошенное лицо приблизилось вплотную.

- Здравствуй, Микаэль. Давай так – без глупостей и резких движений. Я тебя отпущу, и мы просто мило побеседуем, как старые добрые друзья, hein? (Да? Фр.) . Моргни, если согласен и будешь паинькой.

Михаил жалобно замычал, пытаясь что-то нашарить пухлой рукой на столе, но вторая ледяная ладонь легла поверх неё, нажав так, что из глаз букиниста брызнули искры.

- Я же попросил – без глупостей. Что это у нас тут? Ай, Михи, целый potent! (crux potent – крест, составленный из четырёх тау-крестов). Да ещё подлинный! Вниз его. А ты иди сюда.

Михаила легко, как пушинку приподняли, вытащили из-за стола и усадили на стул, выехавший из угла.

- Ты вот тут, а я здесь, - визитёр уселся на стол, закинув одну ногу на другую, - теперь поговорим, mon ami. Ах, да.

Дверь захлопнулась, и Михаил ясно услышал щелчок закрывшегося замка. В комнате заметно похолодало, но колотить букиниста начало от страха, он заставил себя скривить лицо в подобии улыбки и тихо пробормотал:

- Здравствуй, Асмо…

- Тссс. – палец с острым ногтем метнулся к бледным губам, - давай без титулов здесь. Очень хрупкий континуум местами, мало ли кто услышит и нарушит наше уединение. Можешь называть меня по старинке – Аш. В своё время, при дворе Соломона, тебе это доставляло чрезвычайное удовольствие.

Михаил сглотнул. Аш оскалился, показав полный набор заострённых белоснежных зубов, а его глаза на мгновение стали одинаковыми – кровавыми с плавающими золотыми искрами.

- Здравствуй… Аш.

Пришелец зажмурился, кивнул и опёрся одной рукой на стол.

- Ну, вот, все формальности соблюдены, поэтому не будем терять время даром. Ты, верно, догадался, с какой целью я решил навестить старого друга?

- Нет, - Михаил попытался снова улыбнуться, но нижняя челюсть предательски дёрнулась, и зубы клацнули.

Уголки бледных губ опустились, и Аш грустно покачал головой.

- Микаэль, Микаэль, мой старый друг. Спустя столько времени ты так и не научился врать. Хотя это неважно, я, ты помнишь, сам лгать не могу, но вижу насквозь любую ложь. Сам знаешь, кто её собственно и придумал. Итак, sanspreludes (без прелюдий, фр.), где она?

Букинист замотал головой, не сводя взгляда с Аша.

- Я клянусь тебе всем самым святым, что у меня есть, что не понимаю…

- Нет у тебя ничего святого, Михи, нету, уж мне-то ты можешь поверить. Твои святыни вот, - Аш обвёл рукой комнату, все стены которой были скрыты стеллажами, - твоя страсть – собирать книги. Причём самые ценные и редкие. Думаю, что если покопаться у тебя здесь и Берлинский кодекс можно найти, и Символ Врат, и ещё кое-что не из данной временно-пространственной оси, на твои изыски всегда смотрели сквозь пальцы, но сейчас ты взял то, что тебе и принадлежать-то не может. Где Ключ Соломона, Микаэль? Где Великая, разорви её Буэр, Каббала?

В комнате потемнело. Где-то далеко ударил колокол, потом ещё раз. Михаил зажмурился, покачивая головой, а потом набрался духу и пробормотал, не открывая глаз:

- У меня её нет.

Стало очень тихо, шум улицы, проникавший через большое окно смолк, а ещё появился странный запах, пока ещё едва уловимый, но чрезвычайно знакомый. Запах зверинца, сквозь который угадывался ещё и жжёный серный дым.

Букинист наконец разлепил веки.

Аш стоял рядом, широко открыв глаза, сжимая и разжимая кулаки. Над его головой две струйки дыма, поднимающиеся от волос свивались в затейливые витые подобия рогов, а глаза горели двумя колодцами полными крови.

- Знаешь, Микаэль, откуда меня вытащили, чтобы я смог лицезреть твою мерзкую харю? Из будуара госпожи Жабер, в Гвианкуре. И знаешь, что я скажу? У меня было время припомнить условия твоего договора. Бессмертие бессмертием, но вариант Орфея и Данте ещё никто не отменял. Хочешь устрою тебе экскурсию по своей резиденции? Там многие будут рады тебя видеть.

- Не надо… у меня её правда нет, - забормотал, сбиваясь, букинист, - каюсь, я не смог удержаться – проклятый Фламель уступил наконец, кто бы удержался? Но я даже открыть не успел! Клянусь! У меня её забрали, у меня её забрали, и я не смог отказать!

Запахло горелым мясом, рука Аша, обхватившая запястье букиниста начала краснеть.

- Не надо, я прошу! А-а, я всё скажу! Она ещё здесь, в Городе! Я продал её! Я продал её!

 Аш отбросил букиниста, как пушинку, в угол, опрокинув стул. Запах серы стал удушающим.

- Ты. Продал. Кодекс Бабочки… Книгу Великой Каббалы, с ключом и истинным Призывом Люцифера?

Аш опустился на пол, прижав ладони к вискам.

- Я сейчас руками разорву тебя… как тряпку… и растащу куски по всем углам этого проклятого мира.

- Подожди! – букинист походил на перевернутого на спину жука, нелепо шевелящего лапками, - это была женщина, и она сказала, что согласна принять на себя риск визита одного из вас. Я её честно предупредил… Аш, ты же знаешь меня, я не безумец – я просто хотел заглянуть внутрь, но не хранить её – такие вещи едины во всём Времени разом, появления тебя ли, другого ли было лишь вопросом времени.

- Кому ты её продал?

- Она назвалась… Росси… и сказала, что не будет её читать.

Тяжёлый вздох пронёсся по комнате ветром, дверь распахнулась.

Михаил тяжело повернулся на бок и огляделся. В комнате кроме него никого не было.

***

 Она сидела, не зажигая свет, глядя на солнечные отблески, пробивавшиеся между тяжёлыми шторами. На столе перед ней лежала книга в кожаном зелёном переплёте без единой надписи, и её рука чувствовала странную тёплую влажность кожи, словно книга потела. И просила, чтобы её открыли. Ей нравилось просто смотреть на разводы малахита и ждать. Ждать достаточно, но даже не вздрогнуть, когда прямо над её ухом низкий гудящий бас, окативший дыханием, пахнущим металлом, произнёс:

- Зачем ты это сделала?

Анна улыбнулась и промолчала. Аш прижался горячими губами к сморщенной шее, оцарапав кожу жёсткими волосами над губой.

- Ты совсем не изменилась.

- Лжец, - иссохшая рука старухи утонула в колючих жёстких волосах, пахнущих зверинцем, - хотя, чего ещё можно ожидать от тебя?

- А я когда-то думал,
  Что седые