Буран

Буран

—Потерпи, приятель. Скоро мы будем дома,—Джордж улыбнулся. Он не терял оптимизма даже, когда тащил на плечах друга, так не вовремя подвернувшего ногу.

Окончив медицинский факультет, Джордж вернулся домой: для юноши, мечтавшим когда-то стать врачом, не нашлось места ни в большом мире, ни в его маленьком городке. Он перебивался случайными, мелкими заработками, которые ему подкидывал Питер, и каждый день, собираясь на ферму или разгрузку товаров в мотель, вспоминал слова бывшего однокурсника: «Уходи из медицины. Тебе никогда не стать хорошим врачом». То были слова психопата, вырезавшего сердце у живого человека, но безумие и гениальность всегда идут рука об руку: Джордж понимал, что ни один преподаватель, называвший себя профессионалом, не стоит и волоска слетевшего с катушек Ивара Доусена. Он был действительно гениален. Гениален и безумен и оттого его совет звучал ещё более унизительно. Но Джордж всё же отучился на врача и какое-то время считал себя неплохим специалистом, но правоту Ивара о своих способностях признал только сегодня, когда Питер повредил ногу, а Джордж ничем не смог ему помочь.

Утром они ушли на фермы разгребать снег: Деренвиль завалило так, что Крис Беннет полчаса не мог откопать полицейский автомобиль; по итогу он плюнул и отправился в Управление пешком, что для человека, страдающим ожирением, чрезвычайно тяжко, особенно, когда при этом приходится отбиваться от детей: зачастую видевшие снежную зиму исключительно по телевизору, они повыползали на улицу и кидались снежками во всех без разбору и большинство липких комков пришлось на долю Криса; попасть в толстого медлительного полицейского гораздо проще, чем в любого другого прохожего. Крис угрожал малолетним хулиганам штрафами: чем выше он называл сумму, тем объёмней комок прилетал ему в бок.

Джордж и Питер, заставшие обстрел полицейского, договорились присоединиться к детям после работы на фермах: они были уверены, что справятся за пару часов. Но уборка затянулась до половины пятого вечера: к тому времени уже порядком стемнело и начался снегопад, и друзья, чтобы сократить путь, решили возвращаться в город через лес. Дорога к нему пролегала через заброшенную ферму дядюшки Сэма, где Питер, поскользнувшись, подвернул ногу. Джордж, напомнив другу о своём медицинском образовании, убедил его довериться рукам профессионала: что-то дёрнул, чем-то хрустнул и нога Питера осталась в подвешенном состоянии — наступить на неё он больше не мог.

Джордж настаивал на ранее намеченном маршруте; Питер сопротивлялся и уверял Джорджа, что не осилит путь через лес, прыгая на одной ноге, но Джордж напирал и в конце концов Питер сдался: он обхватил приятеля за шею и, проклиная разбросанные доски, на одной из которых он поскользнулся, поскакал к мосту.

—Ну и что ты теперь скажешь, мистер Ласк? — усмехнулся Питер.

Джордж стянул с шеи руку Питера, выпрямился и выругался, вставляя в речь словечки на латыни, которые он выучил в колледже: «трясиновцы» сломали некогда крепкий мостик между фермой дядюшки Сэма и выжженным полем.

—Это не было бы большой проблемой, если бы ты топал на своих ногах.

—Я топал бы на своих ногах, если бы ты мне одну из них не сломал.

—Я тебе ничего не ломал. Ты навернулся без моей помощи.

—Да, — буркнул Питер, — я навернулся без твоей помощи. Навернулся и слегка подвернул ногу, которую ты крутанул и сломал.

Джордж осторожно попробовал лёд на прочность.

—Как думаешь, выдержит?

—Не знаю,—ответил Питер.—Какого чёрта они вообще его сломали?

—Не знаю, — Джордж аккуратно наступал носком ботинка на заледенелость,— может, чтобы к ним никто не ходил?

—Да кто к ним сюда ходит? Они одни здесь сидят. Уроды! — возмущался Питер. —Местные не суются на их поле, а фермеры ходят нормальной дорогой. Этих выродков из «трясины» нужно душить сразу же после рождения. Как только вылез из…Хм. Вернёмся?

—Куда вернёмся? На фермы?

—На ферму дядюшки Сэма, а там выберемся к нормальной дороге. Мы не пройдём здесь, Джордж.

Джордж вытер снег, прилипший к лицу.

—Но если разбежаться…

—Ты издеваешься? — спросил Питер, тыча в свою подогнутую ногу.—Как ты себе представляешь, что я разбегаюсь и качусь?

—Как лучший фигурист Америки.

Джордж был не прочь вернуться, но он понимал, что провести Питера по небольшой ледяной корке проще, чем тащить обратно по сугробам, которые за время их пути разрослись.

—Так,—сказал Джордж,—хватайся за меня.

—Да ты свихнулся, Джордж Ласк! Ты разве не знаешь, что в прошлом году дети утонули?

—Дети утонули в водохранилище. Здесь ты, даже если провалишься под лёд, не утонешь при всём желании. Лишь чуть намочишь штанишки.

—Да пошёл ты! — выпалил Питер и повис на шее Джорджа.—Давай, веди меня. Придурок. Чтобы я ещё раз куда-то с тобой пошёл…

—Готов?

—Да заткнись ты!

Джордж посмотрел на замёрзшее нечто перед собой. Он не солгал, сказав, что они не утонут, если провалятся (воды там всегда было по пояс), но что это за вода Джордж не знал. Никто не знал. Одни говорили, что эта муть тянется из «трясины». Другие утверждали, что вода пребывает из реки. Находились и третьи: они верили, что между заброшенной фермой и выжженным полем плещется кровь — кровь тех, кто пытался найти источник мнимой воды; как мальчишки, утонувшие в прошлом году в водохранилище.

Джордж в последний раз поводил по корке ногой, прижался к Питеру («мы слиплись как две конфеты в узком кармане, Ласк!») и вышел на лёд.

—Пока всё идёт по плану,—пропыхтел Джордж, перебирая ногами.

—Ты говорил то же самое, когда мы завернули на ферму дядюшки Сэма. Помнишь, что было после?

—Ты навернулся?

—Я навернулся!

Ветер щипал руки и лицо, а снег, попадая за шиворот куртки, таял и, образуя гигантские капли, стекал по спине с рвением гоночной машины, жаждущей обойти соперников по трассе.

Дорожка, по которой мчались капли, зудела: Джордж за неимением возможности почесаться быстро вращал плечами.