Быть магом. Тени предвестников.

Пролог

30 день Пахотня. Хелия, Вокзал. Пастырь.

Все вокзалы встречают своих гостей по-особенному.

Маленькие деревенские полустанки, на которых поезда далеко не всегда останавливаются, просто проносясь мимо и обдавая округу облаками пара и залихватским свистом гудка, встречают своих путников тишиной, разбавляемой лишь пением птиц. Еле слышным сначала, когда шумная машина прибывает к станции, и оживающим, стоит только громадине поезда скрыться за ближайшими деревьями. В аккомпанемент трелям доносятся запахи разноцветья трав и леса, или же наоборот - хруст снега под ногами и щиплющий нос морозец. Хитро приглядываясь, он пробует на зуб путника, которому что-то понадобилось зимой в такой глуши, вместо того чтобы сидеть с бокалом бренди перед камином.

Станции небольших городов, через которые тянется паутина железных дорог Империи, как правило встречают убаюканных долгой дорогой путников шумом ребятни, отирающейся возле зданий вокзалов. Одни выпрашивают мелочь или леденец, а другие просто с открытым ртом глядят на массивные колёса и пыхтящую серыми клубами трубу. Это неизменно сопровождается уличной грязью и запахом пирожков местных бабок, оживлённо расталкивающих друг друга локтями и корзинами, как только завидят потенциальных покупателей.

Визитной карточкой крупных городов уже давно стал висящий над ними дым различных котельных и фабрик. Серые, покрытые паровозной копотью стены привокзальных зданий, и угрюмые лица похмельных грузчиков, разгружающих вагоны. И конечно же толпа людей, начиная суетливыми дельцами, выкрикивающими приказы тем самым грузчикам, и заканчивая стайками неприметных мальчишек, охотно опустошающих карманы неосмотрительных зевак. О запахах в таких местах лучше умолчать и, зажав пальцами нос, поскорее выйти на ближайшую крупную улицу, где хотя бы запрещено сливать помои прямо в стоки вдоль тротуаров.

Несомненно, все эти места объединяет запах дыма от сгорающего в топке угля, стук сотен колёс по рельсам и ощущение пути, когда ты уже не там, но ещё и не здесь. То состояние, в котором время словно не в счёт. Ещё секунду ты был в пункте “А”, а теперь делаешь первые шаги по перрону пункта “Б”, и не важно, что в дороге пролетели часы, а иногда даже дни. Потому что жизнь находится именно в этих пунктах, а между ними - только Путь. А пока пролетают мимо, один за другим, новые пейзажи, и глаз замыливается, уже не способный принимать очередную картинку.

И все же, вокзал Хелии был способен удивить каждого приезжего, будь то мальчишка из глубинки, крупный торговец из большого города или даже скромный странствующий священник. Любой гость столицы, с одинаково удивлённым выражением лица и широко раскрытыми глазами, смотрел на величественную громаду приближающегося здания. Со множеством арок и контрфорсов, она двумя крыльями, подобно заботливой матери, обнимала прибывающие по рельсам поезда. Заставляли собой восхищаться и высокие мозаичные витражи, запечатлевшие богов Илийского пантеона, и, установленные вдоль перрона, бронзовые статуи правителей и видных деятелей Илийской империи. Они отражали своими сияющими боками свет десятков электрических фонарей, раскинувшихся вереницей ко входу в здание.

Всё это великолепие показывало истинный замысел и гениальность архитекторов, инженеров и скульпторов Илийской империи, весь свет которых был собран в её столице.

По поскрипывающим металлическим ступеням вагона на платформу спустился мужчина. Высокий и худощавый, одетый в хлопчатую светло-серую рясу. С тонкими мозолистыми руками и коротко остриженным жидким белым волосом. На его худом лице выделялся острый, устремлённый вниз подбородок и слегка крючковатый нос. Цепкий взгляд серо-стальных глаз мужчины напоминал взгляд коршуна, что нацелился на добычу: такой же целеустремлённый и неумолимый.

Он поправил подвязанный на верёвку холщовый мешок за спиной и громко втянул носом воздух, наполняя ощущения новыми запахами, а лёгкие – тяжёлым густым воздухом столицы.

Прищурившись, он поднял голову вверх, дабы взглянуть на поднимающееся солнце, но не смог его увидеть. На его лицо и всю платформу наползла тень от проплывающего сверху пузыря дирижабля.

Цеппелин, по-видимому, вышел совсем недавно из воздушного порта, находившегося неподалёку. От железнодорожного вокзала к нему вели несколько веток, по которым переправлялись грузы и пассажиры, но громада здания не позволяла разглядеть другие дирижабли, висящие сейчас в воздухе у причальных мачт.

Тот, кого звали Пастырь, недовольно покачал головой. Этот оплот техники и магии вызывал у него отвращение.

Здания, тянущиеся своими стенами и шпилями ввысь, закрывая небеса от людских глаз. Наполненные газом пузатые, словно символ чревоугодия, бочки, закрывающие солнце. Уродливые паровые коляски для наглых толстосумов, не желающих размять свои телеса и пешком пройтись по мощеным камнем мостовым. Рестораны и пекарни для тех, кто не желает самостоятельно потрудиться, дабы обеспечить себя пищей.

- Небеса принадлежат лишь Богу и посланникам его. – Недовольно пробормотал Пастырь, направляясь с платформы вслед людскому потоку.

Пастырь. Он так давно служил своему Богу и назывался этим именем, что уже почти начал забывать данное ему при рождении, а тех, кто помнил его до начала служения уже почти не осталось. Приняв это имя, он полностью отрёкся от прошлой жизни, и теперь его знали только так. И только те, кому положено было знать хотя бы это.

Он бросил презрительный взгляд на цветные витражи Пантеона Пятерых и скользнул им по лицам спешащих приезжих, что, словно муравьи, врывались в недра города. Спешили притащить побольше еды и товаров, чтобы утешить прихоти этого муравейника.