Быть вечно живым - награда или наказание?

Быть вечно живым - награда или наказание?

Триаст кинул взгляд на наручные часы и недовольно поморщился. Этот громко тикающий механизм его ужасно раздражал. Чуткий слух вампира улавливал каждый звук часовых стрелок, а это, знаете ли, отвлекает. Но с начальством не спорят, его приказы не обсуждаются.

Вампир поджал губы и надел белую рубашку. Однако главной проблемой был галстук: Триаст за всю свою долгую жизнь так и не научился управляться с этим вредным клочком ткани. Вот и сейчас молодой мужчина, злобно шипел, стараясь завязать его правильно. Наконец ему это удалось. Триаст вновь вернулся в бодрое расположение духа. Он давно научился прятать свои эмоции, выдавая окружающим желаемое. Начальству не понравится раздраженный подчиненный, поэтому вампир натянул на лицо доброжелательную улыбку. Все же отсутствие отражения в зеркале весьма неудобно. Позвать, что ли, Тень?
Триаст поправил воротник рубашки и накинул на плечи пиджак. Немного подумав, он подошел к большому старинному зеркалу и хлопнул в ладоши. По гладкой поверхности пробежала мутная рябь. Когда она рассеялась, в зеркале, склонившись в почтительном поклоне, отразился двойник вампира.

– Прояви меня, – вежливо приказал Триаст, одев на себя маску доброго аристократа.

На миг на губах двойника мелькнула понимающая усмешка, но она тут же скрылась, будто ее и не было. Отражение приняло нынешний облик хозяина. Триаст внимательно рассмотрел себя. Светло-русые волосы, водопадом стекающие на плечи, были аккуратно уложены. На гладко выбритом лице отсутствуют изъяны. Высокий, гордый лоб выдает в вампире аристократа; на тон темнее, чем волосы, брови вразлет. Внимательные пронзительно-голубые глаза, похожие на замерзшие озера, настораживали и даже пугали. Длинный и узкий орлиный нос с трепещущими ноздрями, словно насмехался над всеми, а ироническая усмешка, почти никогда не исчезающая с тонких бесцветных губ, сейчас сменилась доброжелательной улыбкой. Триаста даже немного покоробила реальность маски. Хоть она давно срослась с личностью вампира, неприятно было осознавать, что настоящий Триаст почти исчез. Вскоре наступит время, когда истинная личность исчезнет навсегда. Больно? Нет, привычно. Только холодное, окаменевшее сердце слегка щемит.

Вампир тряхнул головой, отгоняя философские мысли на задворки мозга. Триаст – Карающий Меч. Триаст - хладнокровен и жесток.

Настроившись на нужный лад, молодой мужчина обул черные кожаные туфли и, захватив дипломат, вышел из дома. Сад, окружавший жилище вампира плотной стеной от любопытных соседей, качал зелеными головами и приветствовал тихим шелестом листвы. В другое время Триаст бы задержался, чтобы пообщаться с мудрыми дубами, нежными и тихими березами, гордыми красавицами соснами, но сейчас он лишь улыбнулся уголками губ и кивнул головой.

Закрыв за собой железную дверь, Триаст вышел на узкую дорогу. Путь ему предстоял недалекий, так что вампир не стал брать машину, а пошел пешком. Ночь, только-только вступившая в свои права, легла на землю плотным покрывалом, словно скрывая ее в своих нежных объятиях. Уличный фонарь ворчливо мерцал, жалуясь на своих нерадивых хозяев, которые не могут протереть его тряпочкой хотя бы раз за месяц. Тихие, крадущиеся шаги вампира были не слышны. Лишь иногда, задумавшись, Триаст задевал ногой камешек, и тот весело скакал вперед по дорожке.

Впереди горела золотыми куполами церковь. Уж давно отзвенели колокола вечернюю службу, и послушные христиане разошлись по домам. Вид церкви вызвал у Триаста невольную радость, он даже недовольно поморщился, заметив, что невольно ускорил шаг. Однако замедляться вампир не стал, решив, что иногда потакать своим маленьким слабостям простительно.
Место постройки церкви было выбрано не случайно. В давние времена устье реки Д**** являлось своеобразными судоходными воротами в N-ской области. Взору всех заезжих купцов открывалась удивительная, наполненная гармонией картина – белокаменная церковь, возвышающаяся над деревней на высоком холме. Ныне же река изменила свое русло.

Триаст любил приходить сюда. Возможно, для вампира это звучит немного странно, но это правда. Ему нравилось приходить в церковь, где висел плотный купол грехов человеческих. Их под силу ощутить лишь нелюдям. Эти грехи толпились, визжали, дрались и прыгали по святым образам. Вампира они приветствовали как высшего по социальному положению и расступались перед ним, склонившись в подобострастном поклоне. Триаст брезгливо скривил губы и повелительно махнул кистью. Грехи мгновенно скрылись с глаз господина, очистив среднюю часть церкви. Широкие грубые скамьи, стоящие возле стен с фресками немного портили внешнюю торжественность святого места.
Триаст прошагал по нефу*, намеренно делая поступь более громоздкой, чтобы его услышали. Вскоре из боковой дверцы вынырнул тихий прислужник и вопросительно взглянул на грозного господина. На его лице была заметна подобострастная услужливость, присущая людям низких чинов. Триаст склонил голову и тихо сказал:

– Я пришел исповедаться к отцу Марку.

Прислужник также безмолвно исчез в недрах церкви.

Этого странного человека здесь знали уже давно. Он приходил лишь ночью, раз в месяц, и исповедовался только перед отцом Марком. Их беседа длилась недолго: ровно 45 минут, как школьный урок. А после этого вежливый господин тихо исчезал и появлялся уже в следующем месяцем. Среди послушников и монахов прошел слух, что велики прегрешения сего человека и не может он их искупить лишь одной беседой и покаянием. А, может, он совершает грехи до сих пор, приходя в церковь лишь для замаливания старых грехов, и идет на свершение новых. Говорили даже, что отец Марк принял на себя все прегрешения этого господина. Однажды ему, Николаю, удалось услышать имя этого странного человека – Триаст. Нечистое и неизвестное имя, что же говорить про его обладателя?

Вскоре прислужник привел отца Марка. Это был пожилой и всеми уважаемый человек. Его седые волосы всегда находились в небольшом беспорядке, что придавало ему немного растерянный и невинный вид. Добрые, с морщинками в уголках глаза были карими. Хоть их яркий цвет к старости немного выцвел, небольшой огонек горел в них, притягивая взгляд. Прямой нос выказывал живой ум этого необыкновенного человека и тягу к новым знаниям. Ему было не место в церкви, которая погрязла в пороке.