Бывай, Сокол!

Бывай, Сокол!

Случилось это, дай бог памяти, в августе… Или… всё же в сентябре. Точно, в тот год выдался необычайно тёплый сентябрь. Листья на деревьях уже приобрели рыжие оттенки и, казалось, сверкают на фоне ясно голубого неба в лучах яркого солнца. Воздух, наполненный утренней свежестью, пах жухлой листвой и сырой землёй, видимо ночью прошёл небольшой дождь. Преимущественно сухой асфальт под ногами изредка покрывали небольшие лужицы, которые приходилось перепрыгивать, так как на моих ногах были надеты изрядно поношенные кеды, о чём свидетельствовало несколько небольших дырок в слегка выжженной на солнце чёрной ткани. Я шел, без какой-либо особой цели. Так уж вышло, что в те светлые дни я вообще редко придерживался каких-нибудь целей. Потёртые часы на запястье указывали на восьмой час, а это значило, что ещё слишком рано беспокоить кого-либо своим визитом. Город вокруг меня ещё спал, не желая отпускать утренние часы. В голову пришла мысль, что, если бы за окном стояло вечное воскресное утро, город так бы и никогда не очнулся.

В отличие от большинства, мне в то утро не спалось. Проснувшись в своей кровати и повалявшись так с десяток минут, я совершенно отчётливо понял, что абсолютно выспался. На улице в этот момент только начинало светать. Слабый предрассветный свет едва пробивался сквозь толщу тканей тяжёлых штор на окне. Выпив утреннюю чашку кофе, я собрал свои небольшие прогулочные пожитки в торбу, оделся и покинул опустевшую квартиру. В ней мне делать совершенно нечего. Разбитая дорога под ногами вела в сторону старого парка. Раньше, ещё в советские годы, когда в парке трудились озеленители, а деревья стояли ровными рядами, он был местом для дам с колясками и разномастных спортсменов. Но это тогда. Сейчас же, в густых зарослях скрывались разве что подвыпившие бомжи и трудяги, чей путь на работу, волей не волей, проходил по неровным тропинкам парковых посадок.

Но в то воскресное утро я никого не встречал. Кроны деревьев над головой хорошо скрывали от солнца, а грязные тропинки густо покрывал ковёр неубранных листьев, слегка шуршащих под ногами. Я шёл в самую глубь. Ни зачем и не для чего. Может быть тянуло? Судьба такая? Как знать.

В центре парка рос старый широкий дуб, с раскатистыми ветвями. Глубоко в детстве мы с моим школьным другом часто сидели на его ветвях, представляя себя то охранниками высокой дозорной башни, то пилотами большой боевой машине в стане врагов, тяня на себя слабыми мальчишескими руками ветви, будто рычаги управления… И всегда побеждали. Не без потерь конечно. Друг позже уехал в деревню, а я, единожды попробовав себя пилотом одиночкой, понял, что без него, это ужасно скучно. Дуб стоял на том же месте. Кругом, среди петляющих корней, лежали подгнивающие жёлуди и тёмные опавшие листья. Ничего не изменилось. Я захотел подойти ближе и коснуться грубой коры рукой, пробудить в себе давно забытые воспоминания, когда заметил на дубе мальчишек.

- Не туда, Санька! Смотри, смотри, обходят же!

- Не дрефь, Тёма… У нас там автоматы, отобьёмся.

Забавно. Звонкие голоса совершенно не было слышно чуть поодаль, за тяжёлыми стволами тополей и тонкими талиями берёз, а здесь, всего в каких-то двадцати шагах, они звучали совершенно отчётливо.

- Взорвали автоматы! Пробоина, нужно лезть заваривать! – прокричал один из мальчишек.

- У меня тут своих проблем хватает, слазий, завари! – ответил ему тот, которого звали Санькой.

- Меня ж подстрелят, Сокол! Нужно прикрытие!

Я удивлённо захлопал глазами  и перемялся с ноги на ногу. То ли из-за неудобной сидячей позы посерёд кустов, то ли от того, что прозвучавший позывной некогда принадлежал моему школьному другу, мне стало как-то не по себе. Совпадение? Я стал слушать дальше.

- Да сколько ж их там, Ястреб!? У нас патроны кончаются!

Это окончательно вывело меня из равновесия и я, пошатнувшись, осел на землю, громко хрустнув веткой под собой. Это… Это ведь я, Ястреб… Как, как такое может быть? Спохватившись, я поднялся с земли и было решил выйти из своего укрытия, но почему-то остановился… Не хотелось разрушить глупое ощущение чуда, чего-то сверхъестественного. Я снова опустился на одно колено и принялся слушать дальше.

- Да показалось тебе, кто тут в такую рань…

- Я точно слышал, Сань, не глухой же!

- Да собака, наверное…

- Собака? А… А если большая? – голос паренька наполнил неподдельный страх.

- Ну мы то на дереве, Тём. Что с обшивкой?

- С чем, ах… Да, я почти всё.

Игра продолжилась. А я так и сидел, не решаясь ни уйти, не выйти посмотреть на играющих ребят. В такую-то рань! Хотя, что там, я с Сашкой в детстве, не успевало солнце встать, уже просился на улицу и, услышав от сонной матери или отца: "иди, только не далеко…", срывался вниз по лестничному пролёту во двор или парк, где проводил несколько часов, пока меня не затаскивали завтракать или уже обедать. Так проходило детство. Время, казалось куда более осязаемой величиной, я всюду боялся не успеть, каждое событие своей судьбоносностью меняло целый мир! Огромный мир, такой неясный и неизведанный, принадлежал мне гораздо больше, чем тот, что есть у меня сейчас. Хотя нынешний мне кажется более-менее ясным и изведанным. Я упивался каждой свободной минутой, я сокрушительно страдал, когда время шло, а вокруг ничегошеньки не происходило. Но с тех пор многое изменилось… Может быть, слишком много времени ничего не менялось, и я понял, что страдать по этому поводу особо и не стоит? Да и жалеть о потраченном я стал гораздо меньше. Настолько, что смог заниматься абсолютным ничего не деланьем и при этом не испытывать совершенно никаких расстройств.