Царица — это отрава: византийская повесть

Царица — это отрава: византийская повесть

========== Часть 1: Аттила Гунн ==========

1. Дыхание Византии

Ясно над Мраморным морем — купаются в солнце берега цветущего Босфора, и Святая София кажется небесной обителью: не мраморным даром Богородице от великого Юстиниана, а Божьим благословением, сошедшим непосредственно с неба! Но не ясно во дворце василевсов — словно туча накрыла порфировые палаты и золотые триклинии великих Константина и Феодосия. Даже образ Христовый над Воротами Халки — тёмен и хмур, и как-то по-особому грозно сводит брови на своей колонне бронзовый Флавий Пётр Савватий, и тянет поводья коня, готовясь под копытами его погубить врагов Восточной Империи. А всё же — полным-полно народу на Августеоне, и запружена чернью Меса. Константинопольский переменчивый охлос жаждет зрелищ — все желают видеть диких варваров, явившихся из-за Истра-Дуная. Всюду слышатся вскрики и молитвы, призывают Богородицу и святого Николая, цитируют Иоанна Златоуста, и страшатся, что пришел конец миру, если ромейский император во дворце своём принимает дикарей косматых.

Богомерзкие гунны ходят по границам великой империи, терзают пределы священной республики, жгут города и села, убивают мужей, полонят жён и девиц! Их навёл на богохранимые земли нечистый архонт паннонский — Октар. И нужно бы вывести прославленные легионы, указать варварам на их место, но стонет ромейская держава: на востоке персы Дару захватили, и уже точат мечи на древнюю Антиохию, в Египте подымает голову монофизитство — мерзкая православному сердцу ересь, а в Италии дивной всех терзают нечестивые готы-ариане, и, говорят, сам римский папа помощи и защиты ожидает от василевса, ибо в хлебной Сицилии захватили патримоний святого Петра коварные сарацины-агаряне!

Обнажены ромейские северные границы, пустуют крепости и замки — маршируют славные легионы по Армении, и корабли с Дуная ушли усмирять Александрию. Вот и тянет лапы Антихрист Октар к Балканам, угрожает разорением цветущей Фракии и Македонии…

Посылались в задунайские земли посольства, унижалась Империя Ромеев, умоляла Октара о снисхождении, и вот, наконец, явились в Константинополь, царицу городов, послы богомерзкого хана. Как приросшие к своим коням, с дикими взорами, чудовищные ненасытностью, страшные видом — словно двуногие звери. И всё же, полные такой свирепой силы, что можно их сравнить по крепости и несгибаемости с грубыми каменными сваями, какие вытёсываются при постройке мостов.

Вопрошают на улицах и стогнах, шепчут в храмах и кричат по тавернам:

— Неужели не осталось в Республике Ромеев такого могучего потока, который смыл бы нечестивцев в море?

Но нет ответа.

Волнуется Константинополь, ищет знамений и предсказаний, ведь сказал какой-то мудрец бродячий, знающий секреты египтян и халдеев, что будто на Колонне Великого Константина предсказана судьба Нового Рима, и начертано ему пасть от гуннов…

А в блистательном большом дворце, где не видывали ещё, чтобы варвар без поклона являлся к василевсу, восседающий на золотом троне император, окружённый придворными и стражей, принимает посланников гуннов.

Нынче правит Империей Ромеев багрянородный Константин, прозванный Каллиграфом, — дни свои этот учёнейший государь проводит за переписыванием духовных гимнов и священных писаний, составлением речей и учений. Подле него — Августа Ирина, дивное сокровище Византии!

Сколько шума наделал брак этой красавицы, дочери простого константинопольского харчевника, с великим василевсом, у которого и отец, и отец отца — императоры! Долго ещё шептались по столице, пересказывая, как ласково оглаживала вечерами отцовских клиентов будущая владычица Ойкумены… А во дворцах и в храмах перед ней уже раскланивались магистры и патрикии, логофеты и стратиги — наследники древних римских родов, и называли своей госпожой иерархи, и даже сам Патриарх Вселенский — старый евнух Никита, перед ней простирался, и святейший папа Григорий Великий писал, как о благочестивейшей государыне мира! Что уж говорить, даже благороднейшая сестра василевса – посвятившая себя Богородице светлоликая Августа Елена – пред невесткой не устояла, и была отправлена в монастырь Панагии Одигитрии, чтобы отдохнуть от дел праведных, о которых пеклась с кончины отца своего, когда стал милостью Христовой её брат единодержавным государем.

Странные времена настали в Византии...

2. Императоры

Ирина и Константин — православнейшие и святейшие государи великой империи, вместе восседали на золотом широком троне, под сенью золотых деревьев, где распевают золотые птицы, и под охраной рычащих и размахивающих гривами золотых львов. Оба они были окружены величием своего равноапостольного сана, облачены в пурпур и виссон, украшены каменьями и жемчугами. И даже музыка спрятанных за парчовыми занавесами органов окружала их обоих, обнимая почти божественным ореолом. Но раскосые глаза Аттилы видели только Ирину. Престол делал эту угольноокую гречанку ещё прекраснее, и никто из женщин, собранных гуннами по всему Западу, не мог с нею сравниться.

Она действительно была достойна украситься диадемой и порфирой, и дивно шли её миниатюрным ножкам пурпурные туфли василевсов.

Взгляд Аттилы не скрывал его тягучих и чёрных, как смоль, мыслей. Он взирал на императрицу с желанием, таким жарким, что оно волнами окатывало собравшихся ромейских вельмож: занимающие высочайшие посты евнухи отводили в стороны свои маслянистые глазки, и плотнее кутались в сверкающие белизной плащи, украшенные парчовыми таблионами, грозные стратиги хмурили брови, оправляя свои гиматии, и гвардейцы блистали раззолоченным оружием, но никто не смел указать варвару на его место.