Cделка со смертью

Глава 1

Эвелин Аллен хотела умереть. Не так, как обычно хотят привлечь к себе внимание трудные подростки, и даже не от отчаяния и безнадёжности. Она хотела так, чтобы насовсем. Так, будто бы она и не рождалась. 

Но Эвелин родилась и по праву рождения имела многое из того, за что многие с лёгкостью преступали законы и морали. Её родным домом был роскошный загородный особняк, закаты Эвелин встречала в примыкающем к нему парке на три гектара, а в летние и солнечные выходные потягивала коктейли на носу парусной яхты, названной в её честь.  

«Скайлайн» Роберта Аллена отстроила сначала несколько жилых микрорайонов и крупных торговых центров, а затем с притоком инвестиций занялась и постройкой небоскрёбов, оправдывая своё звание «небесной линии». После возведения самого высокого здания в стране, небоскрёба «Полис», «Скайлайн» уже смело называли одной из крупнейших компаний в своей отрасли. Роберт Аллен, по мнению общественности, абсолютно заслуженно заработал своё состояние, собрав вокруг себя самых разных инвесторов, банкиров и родственников, готовых вложиться в перспективный бизнес.    Благодаря выдающемуся таланту управленца и инженера ему удавалось не только держать под контролем разросшуюся компанию, но и лично участвовать в разработке проектов строительства, часто амбициозных и рискованных. «Скайлайн» становилась брендом, символом качества и эстетики, облагораживала города, участвовала в общественной и политической жизни страны, содержа благотворительные фонды и дочерние организации. Порой могло показаться, что Роберт Аллен был сверхчеловеком, но эта теория развалилась на куски вместе с жизнью семнадцатилетней Эвелин, когда по неизвестным обстоятельствам он вдруг разбился, упав с пятидесятого этажа новостройки. У него не было ни единого шанса против гравитации, а у Эвелин — против безжалостных репортёров, налетевших, будто стервятники.

У Элизабет, матери Эвелин, не было времени горевать. Она сразу же взяла на себя управление компанией и расследование обстоятельств смерти мужа. Версия самоубийства отпала тут же, но её расследование всё равно зашло в тупик. «Скорее всего, предатель и убийца оказался в рядах самых близких», — вот что говорила Эвелин мама в последний вечер, когда была жива. Список подозреваемых был составлен, а пара имён — уже исключена, но всё превратилось в прах, когда вечером восемнадцатого октября Элизабет Аллен была найдена мёртвой в своей комнате. «Самоубийство», — говорили все в один голос, — «передозировка и недопустимое смешивание препаратов с алкоголем».

Эвелин плакала и кричала так, что охрипла или оглохла, или всё сразу. К своему счастью или сожалению, она не могла вспомнить тот вечер. Сознание спасло себя от депрессивного помешательства — так она повторяла себе раз за разом, но даже отсутствие воспоминаний не смогло уберечь от боли утраты, от пустоты, от одиночества и отчаяния. Что могло заставить обоих родителей вдруг так внезапно свести счёты с жизнью? Ни её отец, ни тем более мать не проявляли никаких признаков острой депрессии и тем более склонностей к суициду. Да, Лиззи была глубоко опечалена смертью мужа, но держалась ради дела, ради дочери, ради будущего. А Роберт так и вовсе только потерял правительственный контракт. Так иногда бывало — и никто не спешил прыгать из окна до этого. Потому Эвелин плакала, бессильно, отчаянно, надрывно, и прерывисто шептала, что сможет найти виновных и отомстить.

Не успела.

По всеобщему мнению Эвелин Аллен сошла с ума и хотела последовать за своими родителями, когда ей так предусмотрительно помешали. Говорят, она пыталась перерезать себе горло и вены куском разбитого зеркала. Опасную для самой себя и окружающих, эмоционально нестабильную Эвелин, которая от горя не могла даже сопротивляться, определили в «Хоуп Хэйвен» — элитную клинику, а за её состоянием поручили следить лично заведующему её третьим этажом. Чтобы наследница империи Алленов ни за что ни в чём не нуждалась, чтобы её психологическая травма поскорее затянулась, и она смогла вернуться к нормальной жизни. Но пока Эвелин находилась под наблюдением квалифицированных специалистов, за делами присматривал её ближайший родственник — дядя и безутешный старший брат, потерявший свою сестру Лиззи.

Каждый раз Эвелин отчаянно и упрямо вырывалась из рук медперсонала. Шприц, зажатый в изящных пальчиках доктора Хэйли, означал несколько часов осознанного беспамятства: ни пальцем пошевелить, ни продумать план побега, ни даже поплакать. Снова и снова руки придавливали её к койке, порой даже пытались ударить по лицу, чтобы успокоить буйную пациентку, а потом так или иначе в кожу впивалось отвратительно острое жало шприца. В этот момент Эвелин переставала сопротивляться, чувствуя лишь пульсирующий комок боли в месте укола, и до крови кусала губы. Почти каждый раз она слышала грубый вопрос про глупую девчонку, которая по-прежнему почему-то сопротивляется. Эвелин и сама не знала, наверное, действовала по инерции с пробудившимися остатками инстинкта самосохранения. Но и с этим легко справлялись с помощью перевязочных жгутов. Когда её конечности фиксировали, вырваться было невозможно. К тому же, отпала и необходимость в лишних санитарах, чтобы справиться с настырной пациенткой.

Эвелин боролась с завидной храбростью в войне, которую не могла выиграть. В редкие периоды ясности сознания она пыталась собрать цельную картину из всего, до чего могла дотянуться слабая рука её памяти, потому что до безумия боялась потерять саму себя. Не останется ни единого шанса выбраться из этой темницы, если забыть тех, кого так ненавидишь. Эвелин ненавидела их всех, каждый вечер вспоминала все имена и шёпотом повторяла перед сном следом за клятвой отомстить. Вокруг умирали люди, почему-то оставляющие её на произвол судьбы, люди близкие, опора и поддержка, которой она вдруг лишилась. Больше некому оказалось её защитить, будто в наказание за то, что она так долго пользовалась благосклонностью судьбы, и все стервятники закружились над ней и над клеткой, в которую сами закрыли. Почти золотую. Со слепяще белыми стенами и терракотовым паркетом на полу, с сатиновыми простынями на постели, роскошной зелёной драценой у окна и пустой тумбочкой, потому что запретили личные вещи.