Даниэля разбудило ощущение пристального, направленного взгляда. Приоткрыв один глаз, он обнаружил, что ему не почудилось. В ногах кровати пристроился и бесцеремонно пялился на него худенький встрёпанный паренёк.
— Барруни, — проворчал проснувшийся, — сколько тебе твердить, что спальня — это личное пространство? Границы которого нарушать неприлично.
— В деревню идёт человек, Дан, — услышал он в ответ. — Чужой. Будет через пару часов.
Даниэль выругался. С тоской посмотрел в окно — светать и не начинало. Покосился на сладко спавшую жену. Мэйра словно почувствовала, улыбнулась во сне.
— Отвернись хотя бы, пока я одеваюсь, — сердито бросил он пареньку, нисколько не сомневаясь, что тот и не подумает выполнять его просьбу. Понятия о приличиях у раррхов сильно отличались от тех, которые внушали в детстве ему.
Путь до деревни они проделали рядом. Барруни с трудом приспосабливался к слишком быстрому для него шагу мужчины, но упрямо шагал плечом к плечу. У самого дома паренёк посмотрел на Даниэля с тревогой:
— Ты справишься?
— Конечно. Не в первый раз. Ступай, пригляди за остальными.
Тот кивнул и растворился в полумраке. Даниэль распахнул тяжёлую, отвратительно скрипучую дверь и вошёл. Прищёлкнул пальцами, чтобы зажечь свет, и тут же одёрнул себя: силу применять нельзя, безопасность превыше всего. Он наощупь прошёл к столу, нашарил коробок, чиркнул спичкой. Свеча с готовностью подхватила пламя.
Пробежаться по дому заняло несколько минут. Спальня с кое-как заправленной кроватью, ношеная одежда, небрежно повисшая на спинке стула, невычищенный камин в гостиной, кухня с немытой посудой в раковине — всё создавало впечатление в меру запущенной холостяцкой берлоги. Время от времени приходилось даже ночевать здесь — чтобы поддерживать иллюзию настоящего жилья. Даниэль относился к этой обременительной обязанности добросовестно, признавая её необходимость. Сейчас он решительно натаскал воды — по старинке, из колодца во дворе, перемыл тарелки с кружками, затопил печь и поставил на огонь чугунок с крупой. Неизвестно, насколько дотошливым и пронырливым окажется «гость», можно остаться не только без завтрака, но и без обеда.
Чужак объявился, когда солнце уже вовсю хозяйничало в долине. Даниэль заметил его издали, стоя на пороге и любуясь острыми пиками гор, тёмно-синими с такого расстояния хвойниками, весёлой бурлящей речушкой и рассыпанными по её берегам аккуратными домиками. Деревня была его гордостью.
«Если ты хочешь что-то спрятать, положи это на видное место», — припомнил он и улыбнулся. Сорок спокойных лет. Потихоньку востанавливающаяся численность раррхов. Воспитание подрастающего поколения в осторожности и с осознанием грозящей опасности. Полное прекращение слухов и сплетен, подогретых редкими встречами, одной из которых он сам обязан собственному счастью…
— Доброе утро, — вежливо поздоровался с ним запыхавшийся «гость». — Господин Даниэль Анхельм?
«Странно было бы ошибиться», — усмехнулся про себя Дан. Среди смуглых местных брюнетов он выделялся и более высоким ростом, и белой кожей, и светло-русыми волосами.
— Доброе, — он тряхнул отросшей гривой. — Даниэль Анхельм-младший, к вашим услугам. Чем обязан?
Пришедший жадно оглядел его с ног до головы. Недоумённо округлил глаза — несмотря на огромное сходство, мужчина перед ним выглядел лет на двадцать-двадцать пять. Тот, кого он искал, был втрое старше. Дан внутренне рассмеялся, ожидая, когда же чужак воспользуется данной ему подсказкой.
— Простите, — несмело продолжил гость, — вы — сын господина Анхельма из Торнакса?
«Того самого Анхельма?!» — без труда различил Даниэль между слов.
— Да, я сын именно того учёного-обманщика, со скандалом исключённого из членов Академии наук за попытку подлога, — услужливо подтвердил Дан.
Чужак смутился. Изучая его без зазрения совести, Даниэль успел отметить и исключительную молодость — лет девятнадцать? Двадцать?! — и усталый вид, и общую потрёпанность облика и костюма.
— Простите, — опять повторил юноша, — я не хотел напоминать вам… Господин Морис Фабиан, — поспешил он протянуть ладонь для рукопожатия.
Отвыкший от обычаев людей Даниэль чуть не выпустил принятый при знакомстве у раррхов силовой импульс. Вовремя сдержался, стиснул узкие пальцы в своих:
— Можете звать меня Дан, чтобы не путать с отцом.
— Благодарю… — юноша с испугом уставился на свою ладонь. Даниэль ещё раз отругал себя. Привыкнув к силе местных, он забыл, какие городские жители хрупкие. — А ваш отец… С ним можно повидаться?
— Увы, — вздохнул Даниэль, — к сожалению, он не вынес той травли, с которой столкнулся. Согласитесь, господин Фабиан, из уважаемого члена общества, учёного, труды которого были признаны во всём мире и переведены на десятки языков, за сутки стать изгоем, посмешищем, героем анекдотов — испытание не из лёгких.
— Значит он?..
— Умер. Если хотите, я могу показать вам его могилу.
— Нет, — лицо юноши сморщилось. Даниэлю показалось, что гость сейчас расплачется. — Я так надеялся поговорить с ним. Хотел узнать…